Точка опоры
Шрифт:
– Какая громадина!
– вполголоса отметил про себя Владимир Ильич, стоя рядом с женой.
– Вот уж действительно твердыня капитализма! Посмотрим, посмотрим, насколько она еще крепка.
Повернулся лицом к Надежде Константиновне:
– Мразь, говоришь? Ты права - иного слова тут и не подберешь. Лондон, как видно, показывает себя в своем обычном облике.
Тень задумчивости скользнула по лицу Ленина.
– Н-да, Потресов не зря опасается - с больными легкими сюда лучше не показываться. Ну что же, будем работать без него. Нам не привыкать.
Иногда поезд нырял под город. Да и тесные улицы рабочего района английской столицы с их продымленными домами напоминали туннели. Наконец колеса вагонов загрохотали по мосту. За окнами показалась бледная, будто оловянная, полоска Темзы.
– Вот мы и приехали! С чем тебя и поздравляю.
Владимир Ильич помог жене одеться, снял с багажной полки их единственный чемодан, надел коричневое пальто, шляпу-котелок, купленную специально для Лондона, и сунул в карман немецкую газету, свернутую так, чтобы было видно ее название - "Vorwarts".
Поезд замер у одного из перронов шумного вокзала Чаринг-Кросс. Ульяновы спустились с подножки, посмотрели по сторонам. Сделали несколько шагов вдоль поезда и опять остановились.
Их приметил стоявший в стороне незнакомый человек в очках, с темной бородкой и слегка обвисшими усами; проходя мимо них, глянул на газету в кармане приезжего и просиял: "Они!" Повернувшись, приподнял шляпу.
– Простите, вы из Мюнхена? Владим...
– Из Мюнхена. Якоб Рихтер, - перебил Ленин, протягивая руку. Спасибо, Николай Александрович, за встречу.
– Указал глазами на жену: Познакомьтесь - фрау Рихтер.
– Слышал о вас, - сказал Алексеев, слегка пожимая руку Надежды Константиновны.
– От Калмыковой слышал. От Петра Струве. Насколько помню, по его поручению вы переводили книгу Веббов. Кажется, еще в Сибири.
– Да. Мы вместе с Якобом, - подчеркнула Надежда Константиновна.
Ульяновы тоже немало слышали об Алексееве от общих знакомых. Знали, что он состоял в одном из кружков "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", был арестован, как выражались следователи, "за преступную пропаганду идей социализма в рабочей среде". Три четверти года просидел в камере 193, хорошо знакомой Владимиру Ильичу по его четырнадцатимесячному заключению, а потом был сослан в Вятскую губернию, откуда два года назад бежал сюда. Из самых надежных надежный человек!
– Мы тут на виду, - сказал Николай Александрович.
– Пойдемте. Я нанял кэб. По-нашему извозчика.
– Кэб, кэбмен - это мы знаем, - улыбнулся Ленин.
– А в вагоне из разговора англичан, соседей по купе, ни единого слова не могли понять. Благо, выдавали себя за немцев.
– Инглиш мы изучали по книгам, главным образом в тюрьме, - добавила Надежда Константиновна.
– Теперь придется разговорный...
– Это дело наживное, - подбодрил Алексеев.
– Я вот так же... Не понимал разговорного. А потом по объявлению нашел англичанина, который занимался со мной в обмен на мои уроки русского.
Они вышли на маленькую привокзальную
Николай Александрович, словно опытный гид, принялся рассказывать, что они могли бы проехать через знаменитый Трафальгар-сквер, где бронзовые львы сторожат колонну адмирала Нельсона, но в такой смог ее невозможно разглядеть.
– На той же площади, - продолжал он, - Национальная галерея. Там, помимо своих мастеров, и Рембрандт, и Веласкес, и Рубенс. Много итальянцев. Словом, есть что посмотреть. Завтра она будет открыта.
– Галерея - для Плеханова, - добродушно улыбнулся Владимир Ильич. Он в какой город ни приедет, первым долгом - в музей. А у меня почему-то не хватает времени. Но, конечно, посетим. Посмотрим. Правда, Надюша? Я так и думал, что ты согласишься. А скажите, - снова повернул лицо к Алексееву, - вы куда нас везете? Если в отель, то в самый дешевый: мы живем пока что на весьма и весьма скромные деньги партийной кассы.
– Понятно. У кого из нас, эмигрантов, водятся деньги? Я на первое время нанял для вас одну спальню. Так здесь называют недорогие меблированные комнаты. Небогатые квартиранты их сдают от себя. Тут недалеко. Возле Риджент-сквер. Район удобный. А осмотритесь - найдете квартиру.
– Спасибо за все ваши заботы. А писем для нас нет?.. Странно. По дороге мы останавливались в Кёльне и Льеже, заезжали в Брюссель. На это ушло четыре дня. Ваш адрес я сообщил в Берлин, сестре, - должна бы уже написать.
Надежда Константиновна слышала, но теперь забыла о левостороннем движении в Англии, и ей казалось, что кэбмен по ошибке придерживается левой стороны, оттого встречные вынуждены объезжать его тоже слева и в тумане они вот-вот столкнутся. Но кэбмен как будто боялся отклониться от левого тротуара. Только на перекрестках подавал голос, чтобы не столкнуться с каким-нибудь экипажем.
– Почту вам буду приносить, - пообещал Николай Александрович.
– Нет, меня не затруднит, я живу буквально в двух шагах. А утренняя прогулка всегда приятна. Понадобится - могу дважды в день.
– Только не в такую непогодицу.
– А я уже привык. Вернее сказать, притерпелся.
– Ну, а как наше дело? Успели что-нибудь?
– Все в порядке. Был у Квелча. Передал письмо Веры Засулич. Он весьма любезен. Ждет нас завтра после ленча*.
_______________
* Л е н ч - второй завтрак.
– Очень, очень хорошо! Люблю такую аккуратность!
На улицах загорелись фонари с какими-то оранжевыми стеклами. Алексеев объяснил: от таких свет яснее пробивается сквозь туман. Но и они едва были видны в раннем сумраке. Очертания домов расплывались, как акварельный рисунок, опущенный в воду.