Точка отсчета

Анечкин Михаил

Как же захотелось мне исчезнуть из этой комнаты! Отец Дорна словно уменьшался на глазах, сидя на неудобном больничном стуле, хотя он был виден мне только со спины. Я уже делал знаки Дорну глазами, ушами, носом и не знаю сам чем еще, но тот меня упорно не замечал. Дорн-старший, наверное, сейчас услышал слово «нет» от своего сына столько раз, сколько не слышал за всю свою предыдущую жизнь.

Отец Дага тяжело вздохнул и наконец произнес то, что было нужно. Все-таки он крепкий мужик, настоящий американец.

–

Я был не прав, Даг, во время нашей последней встречи. Родители часто не замечают, как вырастают их дети, но я совершил еще большую ошибку. Я не понял другого, я не увидел, как ты превратился в настоящего мужчину. Ты простишь меня, сынок?

Даг сиял как новенький доллар. Я еще раз сделал жест в сторону двери, но Дорн-младший только слегка качнул головой.

– Я люблю тебя, отец.

– И я люблю тебя, Даг. Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что ты пропал без вести. Это ведь все из-за меня, старого дурака.

– Конечно. Но мне это было действительно необходимо. Как, кстати, ма?

– Ой, лучше не спрашивай.

– Отец, мне нужно сказать тебе еще одну очень важную вещь, которая тебе может не понравиться.

– Надеюсь, ты не решил сделать армию делом всей жизни?

– Нет, отец, мне больше нечего здесь делать, только выполню свой долг перед ребятами и свалю отсюда.

– Рад слышать.

– Когда меня ранило, понимаешь, я потерял половину своей крови. Алекс пытался влить мне физраствор, но не смог, а скорее просто не успел. Меня спасли русские.

Дорн-старший, который уже повернулся ко мне, вполоборота нахмурил брови:

– И что, выписать им чек? Сколько?

– Отец, они двое суток тащили меня на себе по болотам, хотя вполне могли уйти. Не оскорбляй их, пожалуйста.

– Извини.

– Меня, как я сказал, спасли русские. А точнее, русская медсестра, которая случайно оказалась рядом и у которой, ты не поверишь, оказалась кровь нулевой группы. Она чуть сама не умерла, когда отдала мне свою кровь. Нейл, так ведь?

– Натали? Ну да, я у нее из вены иглу вытащил, когда она уже почти отключилась.

– И я, отец… в общем, она мне не безразлична. Погоди, дай договорить. Может так случиться, заметь, я пока говорю «может». Так вот, может так случиться, что я захочу связать с ней свою жизнь. И тогда это будет мое решение. Мое, отец, и ничье другое. Я буду сам нести ответственность за это всю свою жизнь. Если я буду вынужден, я останусь в армии, чтобы прокормить свою семью, но в этом вопросе не позволю никому говорить мне, как поступать, ни матери, ни братьям, ни президенту США. Даже тебе, отец, не позволю.

Я отвернулся, чтобы не смотреть на Дагова старика, и съежился, чтобы казаться незаметнее.

– Но если ты одобришь мой выбор, пап, я буду невероятно, фантастически счастлив. Без твоего согласия мне будет очень горько, потому что, отец, я тебя не только

уважаю, но и очень, ты слышишь, очень люблю.

В больничной палате воцарилась тишина. Наконец Дорн-старший откашлялся и произнес:

– Это не та худенькая девушка в белом платье с цветочками, которая только что спряталась от меня в дамской комнате?

– Да, это она.

– Ты знаешь мое отношение к красным. Конечно, согласиться с этим мне будет нелегко. Но, черт возьми, Даг, если ты хочешь, чтобы я хотя бы попытался, тебе придется нас познакомить.

Даг улыбнулся до ушей и подмигнул. С облегчением, на цыпочках, стараясь быть как можно более незаметным, я прошмыгнул к двери и выскользнул из палаты.

Интересно, а что скажет отец Дага, когда познакомится с папашей Натали?

Александр Федоров. Охотинспектор Климовского района

Хорошо быть дома. Так много было всего, что голова кругом. Мать места не находит от радости, тяжело ей пришлось за предыдущую неделю, уж поди схоронила мужа и дочь. Сейчас хлопочет по хозяйству, бегает как молоденькая, вон бутыль с самогоном, слышу, позвякивает.

Уж и не знаю, отчего так получилось, то ли оттого, что Старшой в тень решил уйти, то ли оттого, что ранен я был красиво, прямо как командир Щорс «кровь на рукаве», только что голова не обвязана, но последнюю неделю телевизионщики вились вокруг меня, как мухи вокруг кучи гов… нет, не так, как мухи вокруг меда. Нас как в Брянск привезли, так и началось: то одни, то другие, то газета, то радио, а то и с видеокамерами. Старуха моя первое время все вскакивала и всех подряд звала: «Мой-то, мой в телевизоре!», но потом вроде привыкла, успокоилась.

Сколько же я мечтал последние несколько дней вот так присесть перед домом на завалинке, не спеша подымить «Беломором»… А ведь были моменты, когда думал, что уже и не приведется так вот посидеть. Мечтал, мечтал, а вот теперь чего-то не по себе. Вроде все хорошо, а чего-то не хватает, никак не пойму. И денег вроде бы Старшой отвалил столько, сколько я за год зарабатываю, а все равно пустота внутри.

Они, кстати, с Напарником чего-то там на болоте, когда ходили, нашедши были, вот и поделились. Хорошие все-таки они ребята. И амеры отличные парни, там более что младшенькая-то теперь, м-да… хм…

Не понимаю я, чего мне еще надо, но такое чувство, что делал я какое-то важное дело, а теперь все закончилось. А вот мелкими делишками заниматься теперь и не хочется.

Да и как жить теперь рядом с Зоной, даже не знаю. Прямо как на пороховой бочке. А ну опять рванет, что делать?

Спать надо ложиться, утро вечера мудренее. Ишь, как красиво дым от «Беломора» поднимается. Густой, ароматный дух. Луна даже как будто туманом покрылась. Это вам не какие-то там мальборы с кэмелами.

– Сань, тебя из Брянска спрашивают.