Точка разлома
Шрифт:
Сев, он активировал мью-фон, настроившись на местную, локальную сталкерскую сеть.
– Шелест. Зайди ко мне.
Исследователь Ордена выглядел не лучшим образом. Несмотря на оказанную помощь, ожоги на лице и руках Шелеста вздулись багровыми волдырями, его лихорадило.
– Чего звал? – Он тяжело уселся в кресло, едва шевеля распухшими губами.
– Дело есть. – Макс задействовал импланты, оценивая состояние сталкера. Скорги Шелеста вели себя странно. Они как будто не спешили оказывать помощь травмированному организму. Возможно, их программы были
– Сиди смирно. Я тебя немного подлатаю.
– Ты же не бионик.
– Откуда тебе знать? – оскалился Макс, начиная мысленное воздействие на главный метаболический имплант Шелеста.
Почти час он в напряженной тишине восстанавливал исходную конфигурацию колонии наномашин, которая действительно оказалась повреждена. Похоже, что в тоннелях техноса полно искажений, вызванных напряженностью поля аномальной энергии, возрастающей с глубиной проникновения.
Шелест находился на грани потери сознания, когда Макс завершил мнемотехническую операцию.
– Отдышись немного. Сейчас полегчает. Похоже, ты прошел сквозь искажение.
– Там их полно… – слабо отозвался сталкер.
– В следующий раз думай куда лезешь. – Макс уселся напротив. – А дело у меня такое: ты вчера упомянул, что работал с наномашинами в бункерах Академгородка.
– Да. До Катастрофы.
– Это хорошо. Мне нужна информация. Ты что-нибудь слышал о Светлом Тоннеле?
– Слышал, конечно. – Шелест поморщился от боли. – Макс, это очередная легенда.
– Я хочу его отыскать. Есть вероятность, что тоннель действительно существует.
Шелест задумался.
– У тебя появились какие-то конкретные сведения?
– Пока нет. Только догадки. Но в ближайшие сутки я получу им подтверждение от человека, который однажды побывал там.
– А от меня в таком случае что нужно?
Макс прошелся по комнате.
– Ты работал в Академгородке. Скажи, до Катастрофы существовало что-то похожее на Светлый Тоннель?
– В смысле?
– Ну, сектор бункеров, схожий по названию, или что-то в этом роде?
Шелест наморщил лоб.
– Не припомню. Бункерная зона являлась секретным объектом. Даже работая в определенном секторе, большинство из нас не поддерживало контактов с другими научными группами.
– А как же интеграция? Совместные разработки?
– Все решал уровень доступа. Конечно, взаимодействие, координация крупных проектов – все это существовало на практике. Но я имел доступ только к своей лаборатории. Свободно разгуливать по подземному городу не разрешалось. Подобных мне специалистов насчитывалось тысячи. Каждый отвечал за определенное исследование. Мы встречались на конференциях, но могли и не подозревать, что работаем бок о бок.
– Что ты думаешь о тоннеле? Я не спрашиваю – веришь ты в его существование или нет. – Макс заметно нервничал.
Шелест опять задумался.
– Рациональное зерно в легенде присутствует, – наконец ответил он. – Сотни лабораторий проводили исследования и ставили эксперименты в области нанотехнологий. Ежедневно разного рода испытаниям подвергались различные штаммы наномашин. Исследования носили прогрессивный, я бы сказал – опережающий свое время характер, риск сбоев, например, при тестовых взаимодействиях
Макс слушал его внимательно, не перебивая.
– В рамках бункерной зоны существовал так называемый стерилизационный сектор, – продолжил Шелест. – Туда доставлялись сбойные штаммы наномашин и пораженная при взаимодействии с ними техника.
– Ты там бывал?
– Нет. Сбойные образцы забирала специальная команда, входившая в состав службы безопасности. Спецподразделение ВКС.
– То есть процедура стерилизации тебе неизвестна? – уточнил Максим.
– Нет. В каждой лаборатории имелось свое аварийное оборудование. Ну, что-то типа огнетушителя на стене, – усмехнулся Шелест. – Позже, уже после Катастрофы, первые мнемотехники широко использовали такие аварийные устройства, обуздывая скоргов, формируя первые импланты. Сталкерам они известны под названием «кодировщик» и «излучатель». Думаю, сектор стерилизации был оснащен более мощными установками, способными остановить спорадический рост сбойной колонии нанороботов, а затем восстановить поврежденное программное обеспечение нанитов.
– Значит, Светлый Тоннель все же существует. – Во взгляде Макса вспыхнула и погасла искорка безумной надежды. – Легенды не возникают на пустом месте. Мифом, скорее всего, являются утверждения о «чистой душе». Всё намного проще. – Он говорил тихо, как бы размышляя вслух: – Устройствам стерилизации нет дела до наших помыслов. Они бездушны. Решающую роль, наверное, играет уровень имплантации?
– Думаешь, оборудование сектора функционирует до сих пор?
– Да. В автономном энергосберегающем режиме. Включается по факту появления в секторе сталкера или механоида, отрабатывает программы стерилизации и снова «засыпает» до следующего тревожного сигнала от сканеров. Если тоннель существует, то в нем нет никакой мистики!
– Вопрос: где его искать?
– Сам же сказал – в бункерной зоне бывшего Академгородка.
– В логове Ковчега?
Максим кивнул.
– Я соберу группу. Пойдешь со мной?
– У меня другая задача.
Макс лишь усмехнулся.
– Я разговаривал с командором. Предлагаю компромиссный вариант. Твой опыт работы с оборудованием может мне здорово пригодиться. Мы отыщем Светлый Тоннель, или, как ты его называешь, «стерилизационный сектор», а я помогу тебе достать образец скоргиума.
– Макс, ты надеешься вырваться? При твоем-то уровне поражения скоргами? – ужаснулся Шелест.
– Надежда всегда умирает последней, – отрезал Максим. – Пойдешь?
– Сначала скоргиум, затем тоннель? – уточнил Шелест.
– Ну, такая очередность логична.
– Согласен, – приободрился Шелест. – Вот только немедленно выйти не сможем.
– Отдыхай, – успокоил его Макс. – И закажи в Ордене все необходимое оборудование. Мне тоже потребуется время на подготовку. Да, и еще немаловажная деталь. Мне нужны точные координаты вкрапления, чтобы разработать план операции. Хантер сказал, что оно расположено в границах энергополя, захватывающего разрушенные, до сих пор не исследованные бункерные зоны?