Точка с запятой
Шрифт:
– Ну, прости великодушно, – растерялся Зайцев.
– Не надо! – Ксенофонтов досадливо махнул рукой. – Не надо лишних слов. Ты можешь установить, на какой машинке напечатана эта белиберда?
– Уже установил. Машинка стоит в геологическом управлении. В общей комнате. И там все умеют печатать.
– Сомневаюсь. Колотить пальцами по клавишам – это еще не значит уметь печатать. Принеси мне образцы писаний всех, кто пользуется машинкой, и я определю автора анонимки.
– Слушай, это уже ход! – воскликнул Зайцев.
– Есть кое-что понадежнее. Хочешь, опишу преступника?
–
– Спорим? Если опишу тебе убийцу так подробно, что ты узнаешь его из десятка претендентов на должность Кострова, то... месяц будешь угощать меня пивом. В любое время дня и ночи. Договорились? К примеру, я звоню тебе на рассвете, часа в три, и говорю... Зайцев, говорю, смотался бы ты за пивком, больно пивка хочется. А ты отвечаешь – сей момент. Согласен?
– А если не сможешь? Или ошибешься? Месяц будешь доставлять мне молоко!
– Хитер! – рассмеялся Ксенофонтов. – С молоком нынче тяжело. Но я согласен. Только никаких доказательств я тебе не дам, слаб я по этой части. Моя задача описать убийцу. Договорились?
– Поехали! – Зайцев поудобней уселся в кресле.
– Значит, так, – Ксенофонтов помолчал, подошел к залитому дождем окну, выглянул на улицу. – Значит, так... Анонимка написана с соблюдением всех правил машинописи. Ни одного отклонения я не обнаружил. Обращаю твое внимание на общий вид письма – все буквы одинаковой насыщенности. Нет бледных, сильных, жирных... такое удается не каждой машинистке. Далее... Оставленные поля – три сантиметра.
– Ну и что?
– Грамотные поля, Зайцев. А обращение! Ты посмотри, как он начинает... «Слушай ты, старый хмырь!» Сколько интервалов от обращения до текста? Шесть. А между строчками? Четыре. На подобные изыски способен один из тысячи.
– Значит, печатала машинистка?
– Вряд ли. Машинисткам некогда обращать внимание на эти мелочи. Им платят за страницы. Дальше, Зайцев, идем дальше. Смотри – ни одна из десяти строк не залезла на край листа! Или же закончилось слово, или же своевременно поставлен знак переноса. Вон лежит ворох наших редакционных рукописей – посмотри, что там творится! Кошкин дом. Идем дальше! Вперед за мной в зловещие тайны анонимки! Я тебя, Зайцев, сейчас заведу в такие дебри, что волосы станут дыбом. Но ты не бойся, я же тебя выведу на солнечную опушку. Видишь, сколько сантиметров оставлено выше текста?
– Сколько? – Зайцев был сбит с толку открывшимися перед ним бесконечными познаниями Ксенофонтова.
– Когда письмо начинается с обращения, текст к верхнему краю листа прижимать нельзя. Некрасиво получается. Грубо и бездарно. А здесь оставлено не менее семи сантиметров – опять уличающая грамотность. Скажу больше – в каждой детали письма просматриваются даже некоторые представления об эстетике. В машинках, которыми пользуется каждый желающий, часто забит шрифт, поскольку некому выковыривать грязь из букв. Здесь все буквы чистые. Любопытства ради поинтересуйся – кто чистит шрифт в машинке геологической конторы? Мое предсказание таково – чистит убийца. Другие этого даже не замечают, а его аристократической натуре противно печатать грязным шрифтом. Смотри! – Ксенофонтов взял со своего стола страницу какой-то статьи и положил перед Зайцевым. – Буква «е» – сплошная клякса,
– Что же он, круглый дурак, чтобы оставлять следы?
– Он не может иначе. Это в крови, Зайцев. Как, например, почерк, походка, привязанность к тому или иному сорту пива. Ему кажется, что соблюдение всех требований обезличивает текст. Здесь он ошибается. Он себя недооценивает, не представляет, как редко можно встретить грамотный машинописный текст.
Зайцев уставился в письмо и некоторое время сидел молча, разглядывая затертые строчки.
– Я не сказал тебе самого главного. В этом подметном письме есть такая улика, такая улика... Для него это конец.
– Ты еще что-то увидел? – Зайцев внимательно впился глазами в анонимку.
– Записывай, – великодушно проговорил Ксенофонтов. – Можешь назвать это психологическим портретом. Значит, так... К самому себе он относится с явным уважением, любит при случае поставить кое-кого на место, ткнуть носом. В его характере есть некоторая неторопливость. – Ксенофонтов потер длинными пальцами лоб, стараясь точнее выразить то, что ему удалось увидеть между строчками письма. – В общении у преступника проскальзывает церемонность, иногда многословие. Он подчеркнуто вежлив. Однако это вовсе не говорит о его истинном уважении к ближним. Этот человек полагает, что мог бы добиться в жизни большего, если бы его ценили по достоинству. Продолжать?
– Продолжай.
– Преступник остро, даже болезненно относится к замечаниям, касаются ли они его личных качеств или работы. Он исполнителен, в добросовестности ему не откажешь. Осторожен, не лезет на рожон, не вступает в конфликты, хотя сам не прочь подтолкнуть кого-нибудь к действиям, на которые не решается сам.
На следующий вечер Зайцев и Ксенофонтов опять сидели в вареничной в самом углу под большой керамической тарелкой. Между ними стояла бутылка пива и два стакана, которые им удалось выпросить на кухне. Прихлебывал пиво только Ксенофонтов, причем с подчеркнутым удовольствием, поскольку угощал Зайцев.
– Знаешь, мне ночью иногда хочется выпить глоток. Присядешь к окну, смотришь на город, мысли всякие приходят, иногда неплохие мысли, трогательные... Прямо душа изболится. Но теперь я знаю, что делать в таких случаях – буду тебе звонить. – Ксенофонтов говорил, привычно посмеиваясь и над собой, и над собеседником.
– Я поступлю проще – завезу тебе два ящика пива, и пей в любое время суток.
– А общение с лучшим другом, который понимает тебя с полуслова, готов помочь тебе советом, делом, попригорюниться с тобой в предрассветный час... Нет, без этого не надо мне никакого пива.
– Ладно, – согласился Зайцев. – Будет тебе общение. Только скажи, откуда ты взял портрет, который так красочно расписал вчера?
– Он помог?
– Пиво пьешь? Вот и пей. И не задавай глупых вопросов.
– Я взял его портрет из анонимки.
– Увидел в интервалах между строчками?
– Ты, Зайцев, когда-нибудь станешь хорошим следователем, проницательным и ясновидящим, но пока... пока тебе нужно стремиться к этому. В том письме есть одна тонкость... Точка с запятой. Знак препинания. О, какой опасный знак!