Точка Зеро
Шрифт:
Сестра Констанс говорила, что однажды, в один из обычных визитов Маргарет, почувствовала: в этом теле находится душа, причем не одна. Тут все было ясно: это чутье ей давало кольцо, так же, как и аббатисе Фьё, которая сразу поняла, что в теле неизвестно откуда взявшейся женщины находится живая душа мужчины, а еще одна, женская, незримо болтается рядом.
Тогда сестра Констанс поняла, что Маргарет наконец-то нашла своего потомка, который мог бы избавить ее от плена в Скайхилле. Чтобы этот самый потомок захотел ей помочь, надо было не просто рассказать свою историю, а показать
Но когда я появилась снова, уже одна, без Маргарет, сестра Констанс вряд ли могла предположить, что произошло. А поскольку я ничего не могла рассказать, оставаясь в чужом теле, она освободила меня от него.
Она знала и сказала о том, что единственная моя надежда на возвращение — книга из обители Фьё. Но чтобы попасть туда, мне необходимо было послушное тело. Причем, не тело Маргарет. Но почему нет?
Да потому что на самом деле сестра Констанс вовсе не хотела, чтобы я отправилась в Овернь! Она сказала, что в тот момент, когда Маргарет и Мартин впервые одновременно познают физическое наслаждение от обладания друг другом, я смогу переместиться в тело Мартина и смогу управлять им. Однако Тони, случайно оказавшийся в теле Маргарет, тоже получил над ним власть. Выходит, что и я, оставшись на прежнем месте, смогла бы распоряжаться им?
Сестре Констанс было известно, как тяжело заставить тела в Отражении сделать то, что они не должны делать. Но чтобы попасть в Рэтби с Маргарет, мне не надо было прилагать никаких усилий, потому что она и так оказалась бы там годом позже. А вот Мартин должен был уехать из Скайхилла, и старуха была уверена, что мне не удастся справиться с ним, не удастся привести его в другой мир. Кто же мог подумать, что Тони рискнет отправиться за мной!
Но тут же возникало еще множество вопросов. Почему сестра Констанс помогла мне снова стать призраком? Ведь не поторопись она, и мой дух отправился бы в Стэмфорд за Мартином. Почему она помогла Тони, напоив его отваром из дракона? Так или иначе, аббатиса могла помешать нашему путешествию во Францию. И, наверняка, должна была. Но почему-то не помешала. Или, может быть, вопреки злой дьявольской воле, в ней еще осталось что-то светлое, то, что сопротивлялось тьме из последних сил?
Мать Алиенора вошла в свои покои в сопровождении той самой девочки, которую привез опекун. Я знала, что до принятия монашеского пострига ей предстояло еще долгое время жить в обители в качестве послушницы, но ее уже переодели в темный балахон. Вот только голову ее вместо апостольника покрывала обычная темная накидка. Я отскочила в дальний темный угол и замерла там, как будто меня могли увидеть.
Выслушав какие-то непонятные мне наставления на окситанском, послушница склонила голову и поцеловала аббатисе руку, а потом поставила свечу в подсвечник, помогла ей раздеться и лечь в постель. Снова взяв свечу, она сказала что, наверно, пожелала спокойной ночи, и вышла.
— В общем зале холодно и дурно пахнет? — насмешливо спросила мать Алиенора, отворачиваясь к стене. — Можешь остаться здесь, ты мне не мешаешь. Только, пожалуйста, не думай слишком громко, я хочу
Думать «шепотом» я уже научилась. Для этого надо было обходиться без эмоций и не адресовать свои мысли кому-то конкретному. Просто направлять далеко в мировое пространство. Я лениво перекатывала их, перебирала, словно обточенные морем камешки на пляже — гладкие, округлые. Пока не попалось нечто, похожее на колючего морского ежа.
Почему сестра Констанс должна была помешать мне попасть в Овернь? Ведь она знала, что кольца Сияния больше нет, а значит, я не смогу вернуться обратно. Поэтому мое — или наше с Тони — путешествие во Фьё было изначально бессмысленным и не представляющим для ее хозяина никакой опасности. Но она убедила меня, что необходимо перебраться в тело Мартина, — только чтобы убрать подальше от Рэтби, от другого мира. А потом так натурально удивилась, увидев нас с Тони. И сделала вид, что это удивление связано с нашим появлением на день раньше срока.
Нет, похоже, я чего-то не знала или не понимала, и поэтому все мои рассуждения были похожи на башню из мусора, которая шаталась и в любой момент могла развалиться. Одно не стыковалось с другим, другое противоречило третьему. Или?..
Или все-таки здесь есть что-то такое, что может все исправить. Каким бы невероятным это ни казалось.
[1] «Авеста» — собрание священных текстов зороастрийцев на особом, более нигде не зафиксированном языке, созданном на основе древнеиранского диалекта второй половины II тыс. до н. э.
[2] Гаты (авест. ga9a «песнопения») — наиболее значимая и почитаемая часть Авесты, представляющая собой 17 гимнов пророка Заратуштры, обращенных к единому Богу-Творцу Ахура Мазде
7. Драконье золото
Собака как будто понимала, что ее хотят оставить, и жалась к Джереми, жалобно повизгивая.
— Пойдем, девочка, пойдем, — уговаривал Питер, чувствуя себя последней сволочью. Дракон поднял голову и посмотрел на него с немым укором. И вопросом.
— Нам надо уехать далеко, — Питер не выдержал этого взгляда и начал сбивчиво объяснять. — У собаки нет документов. И… прости, но у нас почти нет денег. Твои хозяева случайно оказались в другом мире. И смогут вернуться только через год. Мы не можем бросить тебя одного, понимаешь? Мы оставим собаку в деревне. Кто-нибудь наверняка возьмет ее к себе. Или хотя бы позвонит в приют. Я надеюсь, здесь есть собачьи приюты? Есть? Ну вот… А когда Лора и Ирвин вернутся, они смогут ее забрать. Или мы сами ее заберем, когда вернемся.
Джереми тяжело вздохнул и посмотрел на собаку долгим взглядом. Та то ли взвизгнула тихонько, то ли всхлипнула и ткнулась носом в синюю чешуйчатую шею. Потом повернулась к Питеру и покорно позволила привязать к ошейнику веревку.
Они специально ждали, когда стемнеет и улицы деревушки, к которой подъехали, опустеют. Питер подвел овчарку к крайнему дому и привязал веревку к ограде.
— Прости! — он наклонился, обнял собаку за шею и чуть не заплакал, когда та лизнула его в щеку. — Все будет хорошо, правда.