Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)

Каушутов Ата

Нет, такие языкастые были не по его характеру. Ата Думанлы понял, что из его намерения ничего не выйдет, и больше не пытался завязать уличное знакомство. Но продолжал хорохориться, мысленно обращался к обругавшей его студентке: «Во всяком случае, поэты тоже на дороге не валяются, так что не прогадай». Сердце его оставалось спокойным.

Любовь подстерегла его совсем неожиданно.

Однажды, к концу рабочего дня, когда он был погружен в свою занудливую корректорскую работу, вошла какая-то девушка и скромно поздоровалась. Сердце Аты Думанлы дрогнуло. Девушка была такой же худенькой как он сам, только светлая, очень симпатичная.

Странно

волнуясь, Ата Думанлы выслушал ее: она, оказывается, зашла в поисках работы. Ему от всего сердца хотелось помочь девушке. Он думал: «Это именно та, которую я искал. Я не могу упустить ее. Я должен каждый день ее видеть…»

Младший литсотрудник отдела писем Айджемал только-только ушла в декретный отпуск. Место ее еще не было занято. Ата Думанлы решился. Он вскочил с места, узнал, что девушку зовут Гозель, попросил ее подождать немного и пошел прямо к редактору: «Моя племянница ищет работу, она очень скромная девушка, если можно, возьмите ее временно на место Айджемал». Редактор ответил ему: «Если она твоя племянница, да к тому же еще и скромная, пусть пишет заявление, будем оформлять». Ата Думанлы как на крыльях выпорхнул из редакторского кабинета, чувствуя, что с этой минуты нет жертвы, на которую он не пошел бы ради редактора.

Девушка была признательна Ате Думанлы. В обеденный перерыв делила с ним свой завтрак, временами приносила в термосе чай. Когда она оставалась одна, он иногда читал ей свои стихи. Гозель была внимательной слушательницей, стихи ей в общем нравились, порой она делала замечания — всегда точные и глубокие.

Постепенно они стали встречаться все чаще, вместе ходили в кино, в театр, в парк. И однажды Ата Думанлы решился сказать девушке о своих чувствах к ней. Гозель некоторое время думала, потом сказала: «Ата, ты хороший парень, я перед тобой в долгу, но ты не вяжись ко мне». — Почему? — спросил он. — Почему?» Гозель, не поднимая головы, ответила: «У меня есть ребенок».

Ата Думанлы несколько дней думал. Мысли у него перепутались. Иногда казалось, что следует забыть Гозель. Иногда он приходил к выводу, что надо плюнуть на все и лсе-ниться на ней.

Ему надо было хоть с кем-то посоветоваться. Но с кем? С родителями? Нет, они не поймут благородства его поступка, начнут со всех сторон бичевать его: «У нас еще в роду такого не было, чтобы неженатый юноша взял себе женщину с хвостом!» А Ате Думанлы никак не хотелось приносить свое чувство в жертву родственникам. И поэтому он скрывал свои намерения от всех.

Однажды вечером он отправился за советом к тому же знакомому поэту. Прежде чем выслушать гостя, поэт предложил по рюмочке коньяку. Потом почему-то очень долго говорил о поэтическом мастерстве Маяковского, о его новаторстве в форме и содержании, о том, что молодые поэты читают очень мало, мало интересуются теорией литературы. И только после этого посмотрел на часы и спросил у Аты о цели его визита.

Ата Думанлы рассказал все как есть. Поэт некоторое время удивленно смотрел на него, потом тяжело вздохнул: «Ну, что я могу тебе сказать? Я ничего не могу сказать — «женись» не могу сказать и «не женись» не могу сказать. Вообще не люблю вмешиваться в личную жизнь людей. Любить или не любить — это зависит от сердца каждого человека. А жениться — от совести. Ты больше не приходи ко мне с такими вопросами. Я поэт, а не сотрудник брачного агентства».

И опять Ата Думанлы ушел от него глубоко оскорбленный.

Всю дорогу возмущался: «Ты не поэт, ты сволочь!» На Другой день он решился и, несмотря на протесты Гозель, перевез ее с двухгодовалым сынишкой к себе домой.

Ему не пришлось долго наслаждаться семейной жизнью. От родственников стали поступать письма, одно грознее другого. Вместо того чтобы рвать и выкидывать их, Ата Думанлы, изображая из себя человека, лишенного предрассудков, давал читать их Гозель, а потом всякий раз спрашивал: «Ну, и что же я теперь должен делать?» Гозель чувствовала себя преступницей и места себе не находила, все у нее из рук валилось.

Самое страшное оказалось в отцовском письме. Отец собственной рукой написал: «Не позднее чем через неделю я приеду, и будет очень плохо, если слухи о тебе подтвердятся».

Ата Думанлы знал своего отца. И сразу же лишился аппетита, сна, покоя. Он даже разговаривать перестал, по квартире ходил на цыпочках. Он ни разу не подумал о Гозели, его занимала только собственная персона. И когда Гозель сложила в старенький чемодан свои небогатые пожитки, он лишь бормотал что-то в свое оправдание, обещал вернуть ее, как только все утихомирится, но вздохнул с огромным облегчением, когда ее умчало такси.

Оставшись один в доме, Ата Думанлы стал бестрепетно ожидать приезда отца. «Даже хорошо, что Гозель ушла, — размышлял он, — теперь я могу предъявить отцу «встречный иск» — за оговор».

После ухода Гозель в доме воцарился прежний холостяцкий режим. Все опять покрылось пылью, всюду валялась грязная одежда, а на кухню и вовсе не хотелось заходить, настолько там было грязно и захламлено. Ата Думанлы понимал, что надо бы устроить генеральную уборку, но никак не мог выкроить время и обвинял во всем Гозель, которая «бросила дом на произвол судьбы». В это время он и познакомился с почтальоншей Марьям.

Одинокая тридцатилетняя женщина, веселая, любящая самостоятельность, она не предъявляла никаких требований, довольствуясь тем элементарным, что дает короткое знакомство с холостым мужчиной. И Ату устраивали такие отношения, тем более, что отец только пригрозил, а приехать не приехал. А началось знакомство так.

Однажды Ата Думанлы сильно простыл и вынужден был долгое время соблюдать постельный режим. Марьям, по свойственной женщинам доброте, навестила его. Состояние Аты Думанлы было жалким, он очень ослаб и похудел. Тогда Марьям зачастила каждый день. Приносила лекарства, ставила Ате горчичники, готовила еду. А в ближайшее воскресенье взяла на работе отгул, убрала в квартире, выстирала грязное белье, привела в порядок кухню.

Благодаря ее заботам Ата Думанлы начал быстро поправляться. Теперь уж он забегал к Марьям «на огонек», засиживался допоздна, пока однажды не остался до утра. И ничего не изменилось, только уютнее стало на душе.

Марьям всегда приветливо встречала его, всегда хорошо угощала, всю свою нежность, всю нерастраченную ласку щедро отдавала Ате Думанлы. Ока терпела все — и его пустую болтовню, и хвастливость, и упрямство. Лишь стихи просила не читать, потому что вообще не любила поэзии, особенно в завывающей модификации авторского чтения. Едва лишь Ата, забывшись, начинал утробным голосом чревовещать, настроение у Марьям резко падало, и она была способна на любое сумасбродство, тем более если под хмельком. Ата Думанлы знал это и, по мере возможности, старался не раздражать свою покладистую подругу.