Точка
Шрифт:
Иллюзорность всего сущего.
Неверность всего, в чём мы уверены.
Опровержимость всего неопровержимого.
Отсутствие осей существования, точек опоры, систем исчисления.
Калейдоскоп жизни.
Чтобы взлететь высоко наружу, нужно упасть глубоко внутрь.
Одноцветность контрастного.
Идентичность различного.
(записка из дорожного блокнота)
Я не верю в «навсегда». Я не верю в слова, которые уже говорились другим. И тем дороже
А что если? Это, кажется, самое скверное
из представлений…
Ты защищаешь своё право любить,
её тихо помнить?
Оберегая идолов прошлого
где-то на полках комнат,
Только себя самого имея
в свидетелях преступлений.
А что если? Если вдруг ты уйдёшь?
Ты бы тогда сказал наверно и ей, и мне:
«Помнишь – я говорил же, что штампы не ставлю в грош?
Не ходи по нашим местам, не тоскуй о последнем дне»
А что если?.. Это, кажется, самая жуткая из фантазий…
Я родилась уже умалишённой и всё не возьму в толк,
Что нас троих не существует ни в Африке, ни в Евразии.
А я – в больничной палате смотрю в потолок
Человеку с тысячей фамилий и отчеств, ищущему свой рай и вечно попадающему в бури. Кораблю со сломанным компасом. Капитану с верящим сердцем.
(отрывок, который не делает мне чести)
Начало.
Змея, пожирающая свой хвост.
Время разбрасывать камни…
Я спросила тебя сегодня: «Интересно, приятно ли знать, что твоя бывшая после тебя так никого и не полюбила до сих пор? Тешит ли это твоё самолюбие?» Ты ответил: «Да нет, мне никак. Это всё не имеет смысла». Но брови, поднявшиеся кверху и рот, скривившийся в самодовольной ухмылке, говорили иное.
Ты любил повторять раньше часто, а в последнее время – реже: «Меня трудно забыть, ты же понимаешь». И повторение это говорит о том, что тебе это льстит. Раньше меня злило это, теперь перестало.
Разговор мы закончили тем, что я сказала: «Как хорошо, что я не такая как ты и меня очень легко забывают и находят себе новую на замену – кухарку без амбиций. И тихо живут с ней». Ты ответил: «Ты даже лучше меня. Я люблю тебя». Но интонации звучали как слабое утешение.
Но знаешь что? Вот уж по этому поводу я нисколько не комплексую. Переживаний у меня достаточно и так.
Я
А он? Как он мог забыть меня, какими бы иллюзиями себя не тешил, как бы ни обманывал себя и других? Ведь он каждый день приходит домой, разувается, глядя на ламинат, который выбирала я, спит, глядя на обои, которые выбирала я, ест, глядя на выбранные мной узоры на стене. Это я стояла с ним у самых истоков, шла рука об руку. Что он может сделать, чтобы скорее забыть меня, если переделать весь дом с нуля не позволит жадность? Закрасить мой фиолетовый и только? Но ты действительно думаешь, что выходя ночью на балкон, пока его женщина спит, глядя на эту, теперь белую стену, он забыл о том, что скрывается под ней?
В том что он наконец занялся своим любимым делом есть и моя вина (в большей или меньшей степени). Я нанесла ему жестокую обиду. Напоследок, осознанно.
Зачем я это сделала? Причин было две. Во-первых, зная уже точно, что рвать я собралась навсегда и бесповоротно, чтобы подстраховать себя от того, во что ты в своё время так радостно нырнул с головой, позабыв про меня и мои чувства – от его желания меня вернуть, от его посягательств на наш покой и мою память. Я сделала то, за что я знала – он меня никогда не простит, ровно так, чтобы это дошло до него в определённые мной сроки. Мне был важнее мой дальнейший покой, чем выйти из воды чистой и яко бы безгрешной (как любишь это ты).
Во-вторых, ему нужен был солидный и весомый пинок, чтобы он наконец уже осмелился заняться тем, чем давно хотел. Я желала ему счастья. А возможно оно было только совсем без меня. И в семье и в сердце.
Вот и всё. Вспоминать меня будут даже на смертном одре, пусть и с весьма противоречивыми чувствами. Кто-то даже будет хрипеть моё имя в последней агонии, изо всех сил желая утащить меня с собой. И как жаль, что ни один не догадается зачем всё это было нужно. И что всё это было для их же блага.
Избавившись от меня, люди наконец выдыхают с облегчением, будто излечившись от долгой болезни… Но вот нюанс – из долгой и тяжелой болезни никто не выходит прежним.
А теперь хочешь я расскажу, зачем нужны все эти невольные напоминания о твоей бывшей? Вошедшие в привычку, подчас нездоровые и компульсивные.
Никто так не делает. Это не принято. Но когда тебе напоминает о ней каждая мелочь, от тарелок, до цвета волос и глаз – ты постепенно начинаешь воспринимать ее призрачное присутствие где-то рядом ка должное, не замечаешь этих призраков, свыкаешься на уровне рефлексов с тем, что они все из нашей жизни никуда не денутся.
Эта привычка исключает возможность того, что однажды произойдёт то, чего я больше всего боюсь. Что при встрече с ней ты испытаешь хоть какую-нибудь эмоцию. Хотя бы какую-то…
«Когда всё это закончится?» – спросишь ты. И я отвечу: когда однажды, заметив её из окна автобуса, ты её не заметишь. Когда однажды в декабре ты не вспомнишь, что сегодня её день рождения. Тогда я буду знать, что победила и здесь.
…и время собирать камни.