Точно как на небесах

Куин Джулия

– Если я когда-нибудь буду выглядеть так, – сухо сказал он, – подчеркиваю, в точности так, разрешаю тебе пристрелить меня.

– Вот, – торжествующим тоном заявила она. – Оно самое.

Уж не на разных ли языках они разговаривают?

– Что «оно»?

– То! О чем ты говорил.

Он скрестил руки на груди, оставляя за собой право молчать, покуда она не начнет изъясняться более или менее членораздельно.

– Весь прошлый сезон при виде меня ты демонстрировал откровенное неодобрение.

– Уверяю

тебя, ты глубоко заблуждаешься.

Вольно ж ей было принимать на свой счет неодобрение, относившееся отнюдь не к ней, а к ее малоприемлемым кавалерам.

Она сердито сдвинула брови и, казалось, мысленно взвешивала, можно ли считать его извинения удовлетворительными. Хотя на самом деле он и не думал извиняться.

– Могу ли я быть чем-нибудь полезен тебе? – спросил он, тщательно подбирая слова.

– Нет, – отрезала она и только потом прибавила: – Спасибо.

Он устало вздохнул. Должно быть, настало время сменить тактику.

– Гонория, твой отец скончался. Брат, насколько мы можем судить, находится где-то в Италии. А твоя мать желает переселиться в Бат.

– К чему ты ведешь? – воинственно поинтересовалась она.

– Ты одна в целом мире, – столь же агрессивно отозвался он, силясь припомнить, кто и когда в последний раз осмеливался говорить с ним в таком тоне. – Или почти одна.

– У меня есть сестры, – запротестовала она.

– Разве кто-то из них выразил желание опекать тебя?

– Разумеется, нет. Им известно, что я живу с мамой.

– Которая хочет переехать в Бат, – напомнил он.

– Я не одна, – горячо возразила Гонория, и он испугался, что она сейчас заплачет. Однако даже если ее душили слезы, она проглотила их и гневно продолжила: – У меня множество кузин и кузенов. Множество. И четыре сестры, каждая из которых с радостью примет меня, если в этом возникнет необходимость.

– Гонория…

– И пусть мы не знаем, где именно находится мой брат, тем не менее он у меня есть. Я не нуждаюсь… – Она запнулась и моргнула, словно изумляясь тому, что собиралась произнести. Но все-таки произнесла: – Я не нуждаюсь в тебе.

Воцарилась гнетущая тишина. Маркус не думал о том, сколько раз в Уиппл-Хилле сидел за столом рядом с Гонорией. И о домашних спектаклях, где ему всегда доставалась роль дерева, тоже не думал. Эти представления были совершенно ужасными, все до единого, но он получал от них огромное удовольствие. Ему никогда не хотелось главной роли или роли со словами, его устраивало молчаливое участие в общем празднике. Вместе со всеми. В семье. Но сейчас он об этом не думал. Нет, конечно же, нет. Определенно нет. Он просто стоял и смотрел на выросшую девочку, которая сказала, что не нуждается в нем.

Возможно, так оно и было.

Возможно, она действительно стала совсем взрослой.

Тысяча чертей.

Маркус

сдержанно вздохнул и мысленно призвал себя к порядку. Она может испытывать какие угодно эмоции, это ее личное дело. Он обещал Дэниелу присмотреть за ней и выполнит свое обещание.

– Ты нуждаешься… – Он снова вздохнул и, рискуя усугубить ее раздражение, все же сказал: – Ты нуждаешься в помощи.

Она отступила на шаг:

– Ты предлагаешь себя мне в опекуны?

– Нет, – веско произнес он. – Нет. Поверь, этого мне хотелось бы в последнюю очередь.

Она скрестила руки на груди:

– Ну конечно, я такая тяжкая обуза!

– Нет! – Боже милостивый, ну что за разговор. Как ни поверни, непременно упрешься в тупик. – Я просто пытаюсь тебе помочь.

– Мне не нужен еще один брат, – холодно заявила она.

– Я вовсе не желаю быть твоим братом, – парировал он, глядя на нее.

Скорее даже не глядя, а разглядывая – с неожиданным для самого себя интересом. Что тому виной? Возможно, ее необычные глаза. Или яркий румянец. Или чуть разгоряченное дыхание. К тому же у нее такой нежный овал лица. И еще маленькая родинка там, где…

– У тебя грязь на щеке, – сказал он, протягивая ей носовой платок.

Никакой грязи не было. Ему просто требовалось сменить направление собственных мыслей.

Незамедлительно.

Потерев лицо платком, она посмотрела на белоснежную ткань, нахмурилась и принялась тереть снова.

– Все в порядке, – сообщил он.

Гонория вернула платок и застыла в молчании, исподлобья глядя на Маркуса. Теперь она вновь походила на упрямую двенадцатилетнюю девочку, и, ей-богу, это устраивало его как нельзя лучше.

– Гонория, – осторожно начал он, – как друг Дэниела…

– Не надо.

Вот так. Не надо. И более ничего. Он на секунду задумался.

– Почему ты упорно отказываешься от помощи?

– А ты?

Он категорически не понял вопроса.

– Ты согласился бы принять помощь? – пояснила она.

– Смотря от кого.

– От меня, – объявила она, с чрезвычайно самодовольным видом скрестив руки на груди, хотя Маркус не видел для этого никаких оснований. – Представь себе, что мы поменялись ролями.

– Если бы дело касалось вопроса, в котором ты более компетентна, я с радостью принял бы твою помощь.

Он тоже скрестил руки на груди с чувством законной гордости. Превосходная вышла фраза – миролюбивая, благожелательная и абсолютно ни к чему не обязывающая.

Маркус ждал ответа, но Гонория, немного поразмыслив, слегка покачала головой:

– Мне пора возвращаться.

– Твое отсутствие вызовет беспокойство?

– Уже должно было вызвать, – пробормотала она.

– Ах да, вывихнутая лодыжка, – вспомнил он и понимающе кивнул.