Todo negro (сборник)
Шрифт:
«Господь наказал, из-за сатаниста…»
«Может, мы все уже того, и …»
«Может…»
«Может…»
По ледоколу гуляли домыслы. Одни правдоподобные, другие — откровенно бредовые. Многие из них были связаны с пассажиром. Но вывод почти всегда был один и тот же: «мы все умрем».
Шёпот — предвестник паники, и капитан обязан её пресечь.
***
Духи
Шестиствольная корабельная артиллеристская установка АК-630 стреляет 30-миллиметровыми патронами: тела рвет в клочья. Красный лед завален мясом, но ублюдки не кончаются. Прут и не боятся.
Если доберутся, у моджахедов появится собственный флот.
Стоять на смерть! Сдохните, суки!
— Игорёк, ты как?
— Херово, Иваныч. Такого и в полугодовом запое не случалось. Всё так реально… Духи. Пулемёт…
Цепенева едва стащили с пулеметной вышки: хорошо еще, что без пострадавших. Игорь не хотел оставлять уже лет десять как отсутствующее орудие и едва не врезал Паше Ермолаеву.
— Ты полежи. Отдохни. Успокойся. Таблеточку примешь. Мы тебя, для твоей же безопасности, на карантине подержим в изоляторе. Паша через два часа проведает, еды принесет, мне доложит. Только ты не бей его!
***
Сказать, что обстановка в кают-компании, где Красов собрал экипаж, была нервозная — все равно как сказать, что вода за бортом солёная. Будто и кони на резном панно — в страхе. Людей необходимо встряхнуть. Даже в лапах полярного лиса экипаж должен делать своё дело и верить в капитана.
— Море и в обычное время мудаков не любит, а сейчас тем более. Если кто-то чувствует, что нервишки сдают, лучше говорите сразу. От пары дней в изоляторе не умирают. Лед и ночь «Вольге» — что ежу голая жопа, провианта у нас до Севастополя хватит, так что кроме собственных тараканов в башке — объективной опасности нет. Ясно? У нас приказ, и он несложный.
— А что с Платоновым?
Паша Ермолаев встрял на тему своего кумира, и это даже успокаивало. Если человек в стрессовой ситуации не зациклен только на собственной жопе, значит — способен соображать…
— А что с ним будет? В гальюн выпускаем, жрать даём, гитара есть. Довезем до Североморска, а на берегу компетентные люди разберутся.
Однако Ермолаев клонил совсем в другую сторону.
— Эта вся хренотень... Он про такие вещи много пел. Я-то знаю, уж я-то знаю… Так может, это всё не просто песенки. Может…
— Это ты к чему, Паша?
Повисла секундная напряженная пауза.
— Забей, Иваныч. Сморозил, не подумав…
По глазам было видно, что Паша как раз хорошо подумал. И не он один готов подумать так же. Слова Паши и в Красове разбередили суеверия, свойственные каждому моряку. Просто кому больше, кому меньше…
Казавшаяся поначалу стройной
Уже позже, в ходовой рубке, капитан решил завести разговор о Платонове со старпомом.
— Как думаешь, нафига твой друг военным?
— Ты ж сам сказал, что он шпион.
— Твою мать, Федя! Я спросил, что ты думаешь. Отвечай по существу.
Бахтин помялся, решаясь, говорить или нет.
— Я не уверен, что это действительно наши были, а не… наваждение какое. Лёд и темноту все видят. А мне ещё мерещится… Как объяснить… мы тут не одни. Уверен.
— Продолжай.
— Этот остров. Он же просто куча камней в море, там выжить нельзя. И назван-то в честь братьев-рыбаков, на острове от голода погибших. Но поморы на корге как-то жили. А Лёва про «место силы» говорил. Подозрительно очень. Лёве эти камни на кой-то ляд очень и очень сдались. Возможно, кому-то не хочется, чтобы он туда попал.
— То есть ты с Пашей согласен?
— Отчасти. Паша… думал, он предложит Леву за борт выкинуть.
— Я тоже. Косаткам на корм: что-то они часто попадаться стали. В общем, Федя... Давай-ка с твоим Лёвой серьезно потолкуем. Только Игорька сперва проверю.
***
Как же много в человеке крови! Почему-то именно эта мысль пришла на ум первой. Весь пол изолятора был красным и липким.
Паша Ермолаев сидел на полу, склонившись над трупом Цепенёва. У Игоря весь живот — сплошная рана. Кишки отдельно от тела. Лицо Ермолаева в крови, как и лежащий рядом нож. Старший матрос растеряно посмотрел на капитана.
— Я не хотел! Он напал. Здоровый лось. Иваныч! Иваныч! Я не хотел… Он про Афган верещал, про ребят своих… Назвал «духом». А потом душить начал. Что делать?..
Красов похлестал себя по щекам — от увиденного замутило. Склонился над телом матроса, коснулся рукой.
— Игорь, Игорь. Ну как так-то... Тронулся всё-таки, Игорёк…
В военную молодость «Вольги» экипаж включал корабельного врача, но теперь фиксировать обстоятельства смерти предстояло капитану. Как и провести дознание. Самооборона — самообороной, разбираться будут на берегу. Главное, чтобы Пашу не укатали валить лес. Красов, борясь с головокружением и тошнотой, осмотрел рану.
И похолодел.
— Паша… а ты куда его печень дел?
Капитан рефлекторно успел подставить левую руку. Нож глубоко разрезал кисть, но иначе удар пришёлся бы по горлу. Боли в первые мгновения не было. Красов отскочил.
— Куда печень дел, сука?!
Почему-то сейчас этот вопрос казался очень важным. Паша медленно приближался, выставив перед собой нож.
— Они приказали. Но мне понравилось. Я предупреждал. Выкинул бы музыканта за борт — нас бы отпустили. Теперь отпустят только меня!