Токей Ито (Художник А. Громов)
Шрифт:
Четанзапа попытался было подняться, но снова упал.
Токей Ито подал знак Монгшонше и Уиноне. Женщины подошли к ложу Четанзапы. Они наложили на раны целебные травы, забинтовали их. Оказав помощь, Монгшонша осталась у постели мужа.
— Ему нельзя находиться в палатке, — сказала она Уиноне. — Придет Шонка и убьет его. Нам надо отнести его назад в скалы.
— Он останется с нами, — спокойно сказала Уинона. — В скалах, под открытым небом, он умрет еще до восхода солнца.
— Пошли! — настаивала Склонившаяся Ива с расширенными от страха глазами. — Они убьют не только его, они убьют и Хапеду,
Токей Ито отстранил Монгшоншу.
— Пока я здесь, Шонка не тронет ни одного ребенка. Уинона сказала правильно. Четанзапа останется здесь. Это его собственное желание. Кто вздумает на него нападать, будет иметь дело со мной. Хау.
Раненый посмотрел на своего вождя. Но это был всего лишь мимолетный взгляд… Токей Ито подошел к очагу, но не сел. Лихорадка трясла и его, и он с трудом сохранял ясность мысли. Скоро он и сам мог свалиться, как Четанзапа. Враги сыновей Медведицы добились многого. Токей Ито и Четанзапа, два бесстрашных воина, были теперь словно подстреленная дичь. А Чапа — Курчавый в безнадежном отчаянии так и стоял у шеста палатки.
Уинона подошла к брату. Она поднесла ему маленький мешочек с сильно пахнущей травой.
— Пожуй немного, это одолеет дух твоей болезни. И разреши сказать, что я придумала.
— Что ты предлагаешь?
— Надо во всех палатках упаковать вещи, чтобы сегодня же ночью покинуть резервацию. Я обойду палатки и скажу об этом женщинам. Мы пойдем с тобой, потому что ты прав. Мы должны поступить так, как ты сказал.
— Иди, Уинона, и говори с женщинами.
Девушка без промедления оставила палатку.
— Где Хапеда? — бормотала себе под нос Монгшонша.
— Уже ночь. Куда же он пошел?.. Ему ведь всего двенадцать зим…
Токей Ито развернул шкуру гризли и достал то, что ему показала Уинона. Он надел головной убор из перьев орла: он хотел предстать перед сыновьями Большой Медведицы их вождем.
Чапа с опущенной головой подошел к очагу.
— Брат мой, — начал он запинаясь. — Уинона пойдет во все палатки… значит, и в мою тоже… В матери моей живет злой дух, и его буйство становится все опаснее. Я боюсь, что этот дух накинется на Уинону. Я хочу пойти с ней и защитить ее в моей палатке.
— Здесь ты мне нужнее.
Чапа подчинился и остался, готовый помочь своему вождю.
Под полог палатки проскользнул Хапеда. Он сразу же подбежал к Токей Ито, вождь разрешил ему говорить.
— Я лежал с Часке в дозоре, — быстро и взволнованно начал мальчик. — Я хотел предупредить, если появится Шонка, чтобы он не застал палатку врасплох. Его еще нет. Но пришел Шеф Де Люп, которого уайтчичуны зовут Тобиасом, и он там у скал, где стоит Буланый. Шеф Де Люп сообщил, что Шонка с тремя вооруженными людьми уже в пути. Шеф Де Люп хочет знать, приходить ли ему в палатку, или продолжать нести дозор.
— Пусть он едет к ближайшей границе в направлении к Блэк Хилсу и разведает, свободна ли там дорога. На своем пегом он за два часа обернется туда и обратно. А ты оставайся с Часке у скал и продолжай нести дозор.
— Хорошо. — Глаза мальчика засияли, он тотчас исчез.
Молодой вождь вышел из сумеречной типи в черную ночь. Плотные тучи скрыли месяц и звезды. Ни огонька вокруг, только еле заметно поблескивали
Вождь прислушивался и всматривался в темноту. Он заметил, как от палатки к палатке снуют люди. Они исчезали в типи и снова выходили, чтобы прошмыгнуть в соседнюю. Несмотря на темноту, он узнал Уинону. С ней были две девочки. Когда одна пробегала неподалеку, он окликнул ее:
— Грозовая Тучка!
Малышка проворно подбежала к нему.
— Что слышно в палатках?!
— Женщины все хотят идти, потому что их дети здесь голодают. Те, кто знает твой план, уже готовятся в дорогу.
— Мужчины молчат?
— Некоторые молчат, а сами ждут, что скажет жрец Хавандшита. Но трое Воронов уже решились, они согласны с твоим планом. Они не так рассудительны, как Чапа — Курчавый, и потому не видят всех опасностей, и они не так горды, как Четанзапа, и потому не собираются браться за оружие. Они тебя когда-то предали, вождь, но теперь, когда ты указываешь им путь и подаешь надежду, они хотят быть с тобой.
— Это сказала Уинона?
— Да, это ее слова. Женщины и некоторые мужчины считают Уинону колдуньей, потому что она уверяла всех, что ты еще жив…
— Беги дальше. Сейчас вы услышите мой сигнал. Тогда пусть все собираются. Хау. С Хавандшитой я поговорю сам.
Вождь приложил к губам свисток, который ему доверил Тачунка Витко, и издал резкий чистый звук.
Как по волшебству пооткрывались в темноте палатки. Звук военного свистка был знаком каждому дакоте с детства, еще мальчиками они были приучены при этом сигнале вскакивать среди ночи ото сна, и если кто, услышав свисток, еще потягивался и протирал глаза, все смеялись над ним. Ноги и руки словно бы сами повиновались этому пронзительному звуку. В дни вольной жизни дакотов никто не мог себе представить, чтобы воины через минуту после сигнала не были бы возле вождя. Сегодня никто не знал, будет ли это так, ведь единство дакотов было разрушено. Но когда мужчины один за другим поспешили из палаток и каждый видел, что другие тоже идут, всех охватило сильное волнение. Старый Ворон и два его сына первыми оказались около вождя. Подошли Чотанка, Острие Копья, Ихазапа. За воинами спешили женщины, девушки, дети. Они сгрудились против входа в палатку. Однако Унчиды не было, и молодой вождь заметил ее отсутствие. Огонь в очаге раздули, и в его свете все увидели Токей Ито в уборе из орлиных перьев.
Послышались возгласы радости и удивления. Одно то, что человек, в чью смерть они уже поверили, стоял перед ними живой, было для них знамением духа, и они готовы были следовать ему.
Молодой вождь молчал, его ищущий взгляд снова и снова устремлялся в темноту. Еще одного не хватало тут — Хавандшиты — жреца, целителя, старейшины. Его прихода ждали все, потому что он должен был сказать затеваемому походу» да «, прежде чем военный вождь примется за его осуществление.
Почему не пришел Хавандшита? Четанзапа, присутствия которого потребовал жрец, был тут. Он был тут, хотя он ничего и не слышал, не говорил и не мог подняться. Но людей больше не смущало присутствие этого, объявленного белыми вне закона, человека. Они не гнали его.