Токио не принимает
Шрифт:
Иногда их спасала щедрость матросов других судов. Рассказы о беднягах распространились по всему приморскому району, и на судно время от времени приходили люди с небольшими подарками.
Дни тянулись неимоверно долго. Заняться было абсолютно нечем – только слушай радио да играй в карты. Матросы неукоснительно, но без особой радости предавались этим развлечениям.
Они пробовали удить рыбу с борта корабля. Улов был невелик, зато удавалось хоть как-то коротать время.
Каждый матрос на чем-то зациклился. Одни без конца рассказывали истории о том, как жили у себя дома на родине. Один болгарин, убивая время, ревностно занимался в течении дня физическими упражнениями и настолько уставал, что отлично
Одержимость Риада граничила с безумием, он постепенно отстранился от других членов команды. Его немота раздражала многих, и молодой человек все более замыкался в себе. Уже несколько месяцев он работал над тринадцатью крупномасштабными рисунками, которые разложил на палубе. Стоя на коленях и практически касаясь лицом бумаги, как бы пытаясь скрыть их своим телом от посторонних глаз, Риад без устали что-то чирикал. Рисунки являли собой тринадцать различных комнат:
Комната Изумления и Обычая
Комната Ванн
Комната Кофе и Размышлений
Комната Мелочей
Комната Обмена Мнениями
Комната, Полная Лунного Света
Комната Возбужденных Чувств
Комната Рук, Держащих Фрукты
Комната Перемен
Комната Справедливости и Веселья
Комната Знания
Комната Сплетенных Ног
Комната Дурацких Предчувствий
В этих комнатах всегда находились два персонажа: сам Риад и женщина, держащая колесо рулетки. Очевидное мастерство, с каким выполнялись рисунки, не мешало товарищам Риада считать его сумасшедшим. А сосед по каюте, филиппинец, который всегда относился к нему прохладно, теперь просто взбесился и открыто выражал свою ненависть.
Пришла зима. Считая и отчаянии дни до назначенного Натальей свидания в Стамбуле, Риад очень ослаб и с каждым днем становился все более вялым. В отчаянной надежде сообщить хоть что-то о своей судьбе он в тот момент, когда мимо проплывали другие корабли, стоял на палубе, держа в руках большой плакат с надписью: «Кто направляется в Стамбул?» Однако неразборчивый почерк и странный вид матроса оставляли вопрос без ответа.
Наступило тринадцатое января. В полдень Риад слег с температурой и забылся долгим крепким сном, громко кашляя и ворочаясь во сне.
Теперь нам следует обратить особое внимание на еще один момент, ибо он также не вполне нам ясен. Важно представить в воображении некую сцену, чтобы разобраться как следует с действующими лицами повествования. Риад все еще спал беспокойным сном под грязными и мятыми простынями, когда наступил вечер. Можно сказать, была уже ночь, так как на небе светили звезды. В тесной каюте стоял неприятный запах болезни, и филиппинец сидел на свежем воздухе у входа на палубу, положив ноги на планшир. Дверь была полуоткрыта, и из каюты доносился громкий кашель Риада. Он становился все чаще и чаще, словно схватки беременной женщины. Похоже, дело шло к некоему исходу. Риад не просыпался, однако тело его сотрясали все более сильные конвульсии, продолжались и рвотные позывы. Он непрерывно кашлял. Если бы кто-то находился в каюте и наблюдал за ним, то
Какая-то морская птица. Может быть, крачка. Вот она встает и начинает осматриваться, пытаясь постичь, куда её занесло, Потом с трудом хлопает крыльями, очищая их от липкой слюны.
Сон Риада стал ровным и даже спокойным.
Птица спрыгнула на пол и на перепончатых лапках сделала несколько неуверенных шажков по направлению к двери. До палубы ей скакать и скакать.
Может быть, беспрерывный кашель разбудил филиппинского матроса, а может, что-то еще; в любом случае он не спал и видел, как птица выходит из каюты. Его каюты! Птица стала еще одним доказательством безумия Риада.
– Как же долго он держал тебя там, мой маленький дружок? Так вот с кем он, оказывается, разговаривает. Из-за тебя, значит, он ни слова не говорит своим товарищам?
Стремительно бросившись к птице, матрос легко поймал ее, так как она, отяжелев от влаги, передвигалась с большим трудом.
– Где же он держал тебя, черт возьми? – воскликнул матрос, с удивлением и отвращением глядя на свои мокрые от слизи руки.
Некоторое время он созерцал птицу. Перевернул, рассматривая со всех сторон. Крепко держа её одной рукой, достал другой перочинный нож и открыл лезвие. Просунул нож под крыло и начал отрезать его.
Птица закричала пронзительным, каким-то инфернальным криком. Крыло упало на палубу, и матрос занялся другим, наваливаясь на птицу, чтобы заглушить её крик. Отрезав оба крыла, матрос осмотрел изуродованную птицу, которая все еще тянула шею к небу и отчаянно кричала.
– Вот так, – сказал он.
После чего бросил птицу вместе с крыльями в воду. Всплеска никто не услышал.
Вдруг дверь каюты распахнулась. На пороге стоял Риад. Его лицо выражало страдание.
– Что случилось? – спросил он. Матрос молчал.
Риад еще не осознал тот факт, что опять начал говорить.
Шесть месяцев тянулись для Натальи необыкновенно долго.
Какое-то время она берегла несколько купюр по сто тысяч лир, которые Риад оставил как единственное вещественное напоминание о том, что он некогда вошел в её жизнь. Потом потратила деньги на кофе, сидя затем столиком, где некогда встретила своего любимого.
Наталья продолжала совершать дешевые челночные туры между Одессой и Стамбулом. Хорошо хоть, что эти поездки были ей хорошо знакомы, и большого ума тут не требовалось. Женщина вроде занималась тем же, чем и раньше: покупала и продавала вещи и играла в любовь со своим сербом. При этом Наталья жила скрытой внутренней жизнью, в которой нашлось место лишь для одного человека: о нем она постоянно беспокоилась и с ним беседовала все свободное время.
Становилось труднее и труднее верить в то, что они с Риадом вновь когда-нибудь встретятся. По мере того как проходили месяцы, такая перспектива становилась все более иллюзорной. На смену надежде приходили страх и дурные предчувствия. Когда же наступил назначенный день и Наталья пришла к кафе для свидания с Риадом, она уже твердо знала, что не встретит его.
Она ждала два часа. Незнакомые мужчины несколько раз проходили мимо, пытаясь узнать, что ей нужно.
Она жалела, что пообещала Риаду ждать семь дней, ибо знала, что если он не прибыл в назначенное время, то уже никогда не явится на встречу. Тем не менее в течение всей следующей недели она ровно в час приходила к кафе и ждала. Риад так и не пришел.