Токио
Шрифт:
– А-а!.. Так у вас казарма показательная. Ты к нам зайди! Кстати, до тебя на этой кровати спал офицер Никольский. Он у вас там служил, недавно уволился. А я переживал, что никто мне теперь долгими зимними вечерами веселые истории не будет рассказывать. У вас там очень забавно люди служат.
Прислушиваясь к доносившимся из коридора крикам и песням, я спросил:
– Часто тут так гуляют?
Он поморщился и махнул рукой. Наевшись, отвалился спиной к стене с ободранными обоями.
– Учти, местные военных не любят. Пьяного если увидят, то изобьют и разденут.
Раскатав матрац по железной сетке кровати, я постелил простыню и стал одевать наволочку. Укрывшись до подбородка двумя одеялами, он лежал и смотрел в потолок.
– Одно радует. То, что мне увольняться скоро. А как представлю, что если вдруг мне снова два года еще… – он вздохнул и отвернулся к стене.
Выключив свет, я тоже лег. Он сразу уснул, в углу зашуршали мыши. Где-то громко играла музыка. А я представил, что мне два года еще.
Каждый день для офицеров и прапорщиков начинается и заканчивается совещанием. Утром все собрались в кабинете командира батальона. Вошли и расселись за длинным столом.
Подвинувшись к сейфу, комбат отворил тяжелую дверцу с двумя спрятавшимися в ней ползунами. Сидевший рядом замполит вытянул шею и с любопытством заглянул внутрь.
– Ты чего лезешь, чума болотная? – спросил Яровский. – Сейчас как хлопну по рылу дверкой.
– Просто интересно… – отодвигаясь, пожал плечами и улыбнулся замполит.
– Что тебе здесь может быть интересно? Бутылка у меня здесь не стоит. Ты доведи им лучше, зачем тебя вызывали.
Замполит достал из кармана блокнот. Посмотрел в него, кашлянул и сказал:
– За неделю в дивизии прокуратура завела семь уголовных дел. В том числе на офицеров и прапорщиков. В 506 полку прапорщик ударил ногой бойца в живот и разбил печень…
– Что такое печень?! – спросил комбат, оглядывая всех. – Вы ведь, пустоголовые, ничего не знаете. Это такой орган, который перерабатывает кровь. Вон доктор знает. Сколько в человеке крови, доктор?
– До пяти литров.
– А бражки?
Лейтенант медицинской службы чуваш Васильев, тоже недавно призванный с гражданки, смущенно промолчал.
– Эх, ты! Обморок, а не доктор! Тоже ничего не знаешь. А надо потихоньку вникать, лейтенант. Короче, что там скрывать? Это опять был брат нашего Упсы. Все преступления в дивизии от его братьев. Они ведь у себя в горах, кроме ишака, ничего не видели. Ноги по три года не моют. Все ждут, пока они хорошенько испачкаются. А вот когда дождался, что оторви и выбрось, их собака жрать не будет, тогда идет мыть. Подходит к арыку, а тот высох. Вот такой народ. Не верите, спросите Упсу после совещания.
Я догадался, что он говорил о моем командире роты таджике Сапзалиеве. Тот сидел, облокотившись на стол и опустив голову. Его толкали, и он с застенчивой улыбкой поворачивал коричневое лицо.
– Вот что мне солдаты в дверь подсунули! – достав из сейфа лист бумаги, показал всем Яровский. – Жалуются, что их плохо кормят в столовой. Начальник
– Слышу.
– Как раньше было? Все банки пересчитывать и сразу вскрывать. Так и теперь будет! Ни одна повариха с сумкой со столовой больше не выйдет! – он чуть успокаивается, утирает губы платком. – И я тебе последний раз говорю на счет пустотелости. Сколько грамм масла положено?
– Кому оно нужно? Из-за этих граммов…
– Ослиная рожа! А ты посчитай, сколько со всего батальона выходит?
– Никто его не берет. Просто маслоделитель надо чистить.
– Так, вымой его! Я, что ли, тебе его мыть буду?!
– Туда воду горячую надо провести.
– Взял бачок и налил, сколько тебе надо… Короче, развели там бардак! Я это позорище терпеть не буду, учтите. Откажусь от столовой, передам в полк. Мне она не нужна, я с нее ничего не имею.
Он замолчал, снова утерся платком. На его столе стоят графин, две бутылки с минеральной водой. На стене висит карта округа и плакаты с девизами офицерского корпуса 27 гвардейской дивизии.
– Какой из тебя начальник штаба, скажи мне? У тебя мухи на голове сидят, ты их согнать не можешь!
– Могу.
– Все знают, что такое у нас штаб? Это подлая организация! Бабы там в строевой части заставляют солдат шоколадки им таскать. Я их скоро сам накормлю. Они у меня нажрутся, они у меня срать стоя будут!
– А я тут при чем? Я их разве заставляю эти шоколадки таскать? – обиженно оправдывается начальник штаба капитан Краснощеков.
– Ты кем работаешь? Ты начальник штаба или половой орган в стакане? С утра сто грамм засадил, весь день ничего не надо. Кто порол там у вас в субботу опять?
– Мы, – кашлянув, глухо согласился Краснощеков.
– Мы – это я и трипер! Ты мне фамилии называй. Чтобы я знал, кого мне контузить в первую очередь. Главная твоя ошибка знаешь какая? Тебе надо было засохнуть в трусах твоего отца. Что за время пошло? Раньше люди пили, но работали. Сейчас пьют и ничего не делают. Ни одного нормального человека. На кого ни глянь. На командира 5 роты как глянешь… Так это даже не ослиная и не козлиная. Это какая-то ослино-козлиная рожа!
– Почему, товарищ полковник? – виновато улыбнулся командир 5 роты.
Комбат долго молчал, а потом моргнул, словно очнулся от своих глубоких мыслей, и удивленно выкатил глаза. Обвел всех взглядом, задумчиво спросил:
– Почему люди – скоты? Ответь мне начальник хлебозавода.
– Я что философ?
– Не знаешь? Я и говорю, что ты дебил.
– Опять я дебил? – усмехнувшись, Ваня сокрушенно покачал головой.
– Доктор, ты проверь его, пока я тебя самого не проверил. А все очень просто. Народ атрофировался. Правильно меня комдив учил в свое время, хороший комдив был. Надо делать всем херово, стараться только для себя. И я знаю, как мне с вами бороться. Чтобы вам до конца жизни добра не было. Чтоб вы с помойки питались. А я вас всех переживу. Вопросы ко мне есть? Все на развод!