Толедский собор
Шрифт:
Эстабанъ, вмсто отвта нжно толкнулъ впередъ брата.
– Идемъ наверхъ, сумасбродъ! – сказалъ онъ.- Ты не умрешь. Я поставлю тебя на ноги. Теб нужно спокойствіе и заботливый уходъ. Соборъ вылечитъ тебя. Здсь ты забудешь о своихъ бредняхъ, перестанешь быть донъ-кихотомъ. Помнишь, какъ ты намъ читалъ его приключенія по вечерамъ въ дтств? Теперь ты самъ сталъ похожъ на него. Что теб за дло, хорошо или скверно устроенъ свтъ! Онъ всегда будетъ такимъ, какимъ мы его знаемъ. Важно только одно – жить по христіански, чтобы за"служить счастье въ будущей жизни;- она будетъ лучше этой, потому что она – дло рукъ Господнихъ, а не человческихъ. Идемъ же, идемъ!
Подталкивая съ нжностью
Габріэль шелъ медленно, останавливаясь на каждомъ поворот.
– Я очень илохъ, Эстабанъ.,- проговорилъ онъ,- очень плохъ. Мои легкія точно треснувшіе мха, въ которые воздухъ входитъ со всхъ сторонъ.
Потомъ, точно раскаиваясь въ своей забывчивости, онъ поспшно обратился къ брату съ разспросами о семь.
– Какъ поживаетъ твоя жена, Пеппа?- спросилъ онъ.- Надюсь, она здорова.
Лицо Эстабана омрачилось, и глаза его сдлались влажными.
– Она умерла,- кратко отвтилъ онъ.
Пораженный печальнымъ отвтомъ, Габріэль остановился и прислонился къ периламъ. Посл короткаго молчанія онъ, однако, снова заговорилъ, чувствуя желаніе чмъ-нибудь утшить брата.
– Ну, а моя племянница Саграріо? Она, врно, сдлалась красавицей. Въ послдній разъ, когда я ее видлъ, она походила на молодую королеву со своими свтлыми волосами, зачесанными кверху,- со своимъ розовымъ личикомъ, подернутымъ легкимъ золотистымъ пушкомъ. Она замужемъ или живетъ у тебя?
Эстабанъ еще мрачне взглянулъ на брата.
– Она тоже умерла!- рзко отвтилъ онъ.
– И Саграріо умерла?- повторилъ пораженный Габріэль.
– Умерла для меня – это то же самое. Умоляю тебя, братъ, всмъ, что теб дорого на свт, не говори мн о ней!…
Габріэль понялъ, что растравляетъ своими вопросами глубокую рану въ душ брата, и замолчалъ. Въ жизни Эстабана произошло, очевидно, нчто очень тяжелое за время его отсутствія – одна изъ тхъ катастрофъ, которыя разбиваютъ семьи и навсегда разлучаютъ оставшихся въ живыхъ.
Они прошли по крытой галлере надъ аркой архіепископскаго дворца и вошли въ верхній монастырь, носящій названіе канцелярій – Las Сlаverias: четыре портика одинаковой длины съ нижнимъ монастыремъ, но безъ малйшихъ украшеній и очень жалкаго вида. Полъ былъ выстланъ старыми поломанными кирпичами. Четыре стороны, выходившія въ садъ, были соединены узкимъ барьеромъ между плоскими колоннами, поддерживавшими крышу изъ гнилыхъ балокъ. Это была временная постройка, сдланная три вка тому назадъ, но оставшаяся съ тхъ поръ въ томъ же вид. Вдоль выбленныхъ стнъ тянулись расположенныя безъ всякой симметріи двери и окна квартиръ, занимаемыхъ церковными служащими; служба и жилища переходили по наслдству отъ отца къ сыну. Этотъ монастырь со своими низкими портиками представлялъ собой какъ бы четыре улицы, каждая изъ одного ряда домовъ. Противъ комнатъ возвышалась плоская колоннада, надъ барьеромъ которой просовывали свои остроконечныя верхушки кипарисы сада. Надъ крышей монастыря виднлись окна второго ряда комнатъ, ибо почти вс квартиры верхняго монастыря были въ два этажа.
Такимъ образомъ, надъ соборомъ, въ уровень съ крышами, жило цлое населеніе, и ночью, когда закрывалась лстница, ведущая на башню, все это населеніе было совершенно отрзано отъ города, Цлыя поколнія рождались, жили
Габріэлю показалось, что онъ вернулся къ временамъ своего дтства. Ребятишки, похожіе на тогдашняго Габріэля, прыгали, играя въ четырехъ портикахъ, или садились, сбившись въ кучку, туда, куда проникали первые лучи солнца. Женщины, которыя напоминали ему его мать, вытряхивали надъ садомъ одяла или подметали красныя кирпичныя плиты передъ своими квартирами. Все осталось такимъ же, какъ прежде. Время какъ будто не заглядывало сюда, увренное, что не найдетъ ничего, что могло бы состариться. Габріэль увидлъ на стн полустертые два рисунка углемъ, которые онъ сдлалъ, когда ему было восемь лтъ. Если бы не дти, которыя кричали и смялись, гоняясь другъ за дружкой, можно было бы подумать, что въ этомъ странномъ город, какъ бы висящемъ въ воздух, никто не рождается и не умираетъ.
Эстабанъ, лицо котораго оставалось пасмурнымъ, сталъ давать объясненія брату.
– Я живу попрежнему въ нашей старой квартир,- сказалъ онъ.- Мн ее оставили изъ уваженія къ памяти отца. За это я чрезвычайно признателенъ церковному совту,- вдь я только простой "деревянный шестъ". Посл н_е_с_ч_а_с_т_ь_я я взялъ въ домъ старуху, которая ведетъ мое хозяйство. Кром того, у меня живетъ донъ-Луисъ, регентъ. Ты увидишь его; онъ очень способный молодой священникъ,- но тутъ его способности пропадаютъ даромъ. Его считаютъ сумасшедшимъ, но онъ – настоящій артистъ съ чистой ангельской душой.
Они вршли въ квартиру, издавна принадлежавшую семейству Луна. Она была одной изъ лучшихъ во всемъ верхнемъ монастыр. У дверей висли на стн корзинки для цвтовъ, въ вид кропильницъ, и изъ нихъ свшивались зеленыя нити растеній. Въ комнат, которая служила гостиной, все осталось такимъ же, какъ при жизни родителей Габріэля. Блыя стны, принявшія съ годами желтоватый тонъ кости, покрыты были дешевыми изображеніями святыхъ. Стулья краснаго дерева, отполированные долгимъ треніемъ, имли молодой видъ, не соотвтствовавшій ихъ старинному фасону и почти прорваннымъ сидніямъ. Черезъ открытую дверь видна была кухня, куда вошелъ братъ Габріэля, чтобы дать распоряженія старой, кроткой съ виду служанк. Въ одномъ углу комнаты стояла швейная машина. Габріэль вспомнилъ, что когда онъ былъ въ послдній разъ дома, на этой машинк работала его племянница. Теперь машина стоитъ тутъ на память о "двочк", посл катастрофы, оставившей глубокую печаль въ сердц отца. Черезъ окно въ гостиной Габріэль увидлъ внутренній дворъ, составлявшій преимущество этой квартиры передъ другими: довольно большой кусокъ синяго неба и четыре ряда тонкихъ колоннъ, поддерживавшихъ верхній этажъ, придавали дворику видъ маленькаго монастырскаго двора. Эстабанъ вернулся къ брату.
– Что ты хочешь къ завтраку?- спросилъ онъ.- Требуй чего желаешь,- теб все приготовятъ. Я хоть и бденъ, но всетаки надюсь, что смогу поставить тебя на ноги и вернуть теб здоровый вицъ.
Габріэль грустно улыбнулся.
– He хлопочи понапрасну,- сказалъ онъ.- Мой желудокъ ничего не переноситъ. Мн достаточно немного молока;- и то хорошо, если я смогу его выпить.
Эстабанъ приказалъ старух пойти въ городъ за молокомъ и хотлъ ссть около брата. Но въ эту минуту открылась дверь, выходившая въ корридоръ, и черезъ нее просунулась голова юноши.