Толераниум
Шрифт:
О романе Альберта и Виктории Павловны в университете знали, но парочка не давала ни малейшего повода для злословия или ехидного обсуждения. Счастье обсуждать неинтересно, к профессиональным качествам придраться не за что, а на чувство собственного достоинства, присущее и Альберту, и Вике, обижаться глупо. Альберт всегда вел себя подчеркнуто вежливо и учтиво, но ни друзей, ни приятелей он так и не завел. Душевных и светских разговоров ни с кем не вел, на университетских праздниках он появлялся, только чтобы отметиться, был немногословен и говорил исключительно по делу. Охоту Альберта за сектантами коллеги поначалу относили к персональным «странностям», кто-то посмеивался, а кто-то поддерживал. Альберт
Альберт с восторгом обнаружил, что у него есть единомышленник, который ведет сайт, где грамотно, терпеливо и зачастую успешно разъясняет попавшим в беду людям, что и как следует делать, чтобы выбраться из болота, в котором они увязли. Обнаружив, что модератор сайта – преподаватель философии из Венецкого университета, он сдержанно высказал свое восхищение.
Виктория Павловна поначалу просто нравилась Альберту. Он приглядывался, пытаясь разобраться, как в человеке могут сочетаться скромность и решительность, сила и хрупкость, беззащитность и смелость. Он так и не понял, когда желание видеть Вику превратилось в потребность. Но как он мог взять на себя ответственность за нее, если сам находился под прицелом.
Для того чтобы не подвергать опасности маму, он жил на съемной квартире. Хотя в том, что мама сумеет за себя постоять, не было ни малейших сомнений.
Ее жизненный опыт и место работы напрочь отшибли инстинкт самосохранения.
– Я всю жизнь с безумцами работаю. Это я с нормальными не очень умею разговаривать, а уж с этими – в два счета!
Оксана Яковлевна презрительно игнорировала опасения Альберта, давила на его мужское самолюбие и поддевала:
– Знаешь, когда закончатся твои проблемы, ты уже детей не сможешь делать. А, может, тебе сексопатолог нужен? Где мои внуки?
Как бы Альберт хотел исполнить мамино желание! Он был не просто влюблен. Он не мог себе представить жизни без этой женщины. Но и с ней не мог.
– По глазам вижу, что хочешь поговорить, а не с кем, – констатировала Оксана Яковлевна, ставя на стол коричневый чайник, который Альберт помнил еще с детства.
Он промолчал.
– К нам сегодня снова вашу студентку определили. Мать привезла. Девка, видимо, была нормальная, по-английски хорошо говорит, да так бегло, будто там родилась. Рассказывает про делегацию, которая отбирала участниц для конкурса красоты.
Альберт напрягся.
– Как фамилия?
– Черепанова вроде. Пока. Она хочет, чтобы ее по-другому называли.
– Наверное, Павловой, – машинально ответил Альберт. Он очень хотел поговорить с мамой про Вику.
На сей раз не удалось. Он не осмелился даже приблизиться к запретной теме. В сумрачном настроении Альберт забирал у мамы пирожки и холодец.
– Ты не бойся, – вдруг сказала Оксана Яковлевна. – Все самое страшное у тебя позади. Приводи свою невесту. Буду вести себя прилично. Не переживай! – Оксана Яковлевна заторопилась. – Иди-иди, холодец растает, да и у меня дел по горло. Завтра какая-то проверка с журналистами и правдописателями. Надо выспаться.
Альберт, не помня себя от счастья, буквально долетел до дома. Холодец не успел растаять.
38
В городской психиатрической больнице царила дикая суета. Обычно на территорию больницы, тем более к беседе с пациентами, посторонние не допускались. В данном случае отговорки о врачебной тайне звучали неубедительно и даже подло. Вопрос о защите прав человека стоял ребром.
Правозащитники вознамерились во что бы то ни стало посетить узника совести, жертву режима и зеркало отечественного подхода к нетрадиционным меньшинствам Женю Эфф. Главврач, имея
Психиатр – тогда еще в самом расцвете сил – счел необходимым проконтролировать причину и дальность плевка в стационарных условиях, заодно разобраться с полом ребенка. Айболит выяснил, что Женя плевался, только находясь в женском гендере. И то если кто-то в этот момент называл его не Василисой, а Евгением.
В сегодняшних условиях демократической свободы последствия беседы журналюг с психбольными могли оказаться непоправимыми. Защиту интересов врачей доверили Оксане Яковлевне. Благодаря Оксане полную делегацию в палату не пустили, но в виде исключения она разрешила пообщаться с пациентом одному представителю прессы.
Отдел правовой защиты Толераниума совещался за закрытыми дверями целые сутки. В психушку решили отправить блогописца Нетленного. Он полностью соответствовал поставленной задаче. Отлично изъедал пером любую заданную тему, давно отрекся от устаревших постулатов честности и чести, одевался вызывающе, носил длинный высокий конский хвост из оставшихся на черепе волос и следовал самой последней моде вплоть до наращивания ресниц и прочих недоросших частей тела. Уже пару недель Нетленный приходил на работу в юбках различной длины и высокомерно не отвечал на язвительный вопрос, есть ли под юбкой трусы. Одним словом, лучше Нетленного вряд ли кто напишет о зверствах тоталитарного режима и ужасах карательной медицины.
Оксана Яковлевна проводила Нетленного в палату, предупредив, чтобы он не приближался к пациенту ближе чем на метр.
Гений пера пренебрег советом и покровительственно возложил руку на плечо худенькой жертве тоталитаризма. Глядя в глаза Жене Эфф, Нетленный торжественно произнес: «Евгений, мы защитим тебя от…» Договорить он не успел. Жертва режима харкнул ему в лицо таким количеством слюны, что на левом глазу журналиста расплылась тушь, и накладные ресницы неэстетично сползли на нижнее веко. Ресницы Нетленного плавали в пенистой слюне, а узник совести, извиваясь в стальных объятиях Оксаны Яковлевны, орал благим матом. Оскорбленный и потрясенный классик современности в смешанных чувствах покинул палату, четко осознавая, что писать про эту плюющуюся мразь у него рука не поднимется. Он быстро и гневно шагал по больничному коридору. Уборщица, увидев Нетленного в юбке с перекошенным от злости и с отклеенными ресницами лицом, перекрестилась и решительно выплеснула ему вслед грязную воду из помывочного ведра. Нетленный, скользя по воде, пустился в бега.
Юля Павлова решила произвести полную ревизию системного сбоя, который ей устроил Владимир, будь он неладен, Кирпичников. Пускай он мерзавец и нищеброд, но в чем-то он прав. Только какое-то наваждение могло лишить ее покоя из-за этой деревенщины.
Юля подошла к зеркалу. Ей досталось от природы все, о чем другие договариваются с пластическими хирургами и визажистами за огромные деньги. В придачу она умна и материально независима. Квартира перешла в наследство от бабушки, а развитие мозга с детства контролировали папа-физик и мама-филолог. Благодаря такому фундаменту Юля обрела полнейшую свободу выбора и могла сама строить свою жизнь.