Только демон ночью (Часть 1)
Шрифт:
С воем и стоном ветра в конструкциях опростанных, распахнутых настежь над Гиндикушем гигантских бомбовых люков машины закончили дело и засеяв смертью землю, облегченные и умиротворенные, уходили, опуская напоследок к временной ночной наложнице, серябряные плавники крыльев.
Людям в самолетах казалось, что многотонные цилиндры бомб, зависая на мгновение, просто исчезали внизу без видимого эффекта, испарялись не касаясь земли, среди макетных выступов гор и змеиных провалов ущелий.
Отсоединив ремень, пуповиной соединяющий меня с парашютом и самолетом, я протиснулся к метеорологичекому плексиглазовому
Самолет, описывая красивую, правильную дугу, накренясь уходил с боевого курса, освобождая место ведомым. Внизу в медленных кругах разноцветного огня, беззвучно лопались горы, раскалялись докрасна ущелья. Долины вбирали в себя потоки плавящихся ледников, обломки и обрывки палаток, обоженные, с облезшей кожей и полопавшимися глазами тела людей, туши животных. Белоснежные ранее ледяные покровы земли, изодранные, запятнанные вонючей гарью, таяли не способные загасить пожар химического всепожирающего огня.
Стреляли, распадаясь огненными веерами, мириадами разноцветных огней, деревья. Лопались, распускаясь феерверком, раскаленные, превращающиеся в прах валуны и склады боеприпасов. Красивое оказалось зрелище.
Огонь стал малой частью пожара разгоревшегося, ворвавшегося в конце концов в наш дом и сжегшего дотла привычную и понятную жизнь. Да, мы мстили! Мы мстили за тебя и сына твоего, майор! Ты остался чистым! Ты не захотел и не стал мстить. Не смог. Мы стали твоими душеприказчиками и взяли этот груз на себя. И сделали это. Хотел ты, майор, сего или не хотел. Не спросив твоего разрешения и не получив на месть благословения, соединили в карающих руках весы судей и топор палача.
Глава 11. Отец.
Отец в распахнутом на седой волосатой груди парадном аэрофлотовском кителе сидел за кухонным столом, молча пил чай, согревая озябшие ладони боками большой фаянсовой чашки. Любимой чашки, подаренной матерью. За окнами серой с желтыми балконами панельной девятиэтажки крутились мутные струи дождя, гоня по блестящим асфальтовым тротуарам опавшие желтые листья, закрашивая в серый цвет яично-желтый радостный песок в песочницах детской площадки, лакируя разноцветные поверхности детских грибков, качелей, скамеечек возле парадного. Скамеечки обезлюдели, дождь загнал под крыши старушек-пенсионерок, постоянных их обитательниц, вечных собирательниц слухов.
Непривычно пуста казалась кухня без хлопотуньи матери, которую, необычно спокойную и тихую, проводили в последний путь, отпели, оплакали, помянули с друзьями, родственниками, знакомыми, сослуживцами. Приняли последние соболезнования и остались одни. Говорить было вообщем-то не о чем и незачем. Хорошее уже вспомянуто и осталось навечно в памяти. Все остальное, переоцененно и вышвырнуто как паршивый хлам, завалявшийся совершенно случайно на антрессолях жизни, среди действительно ценного и нужного.
Допив чай, всполоснув и поставив на место чашку, отец вышел ненадолго, а вернувшись поставил на стол старую картонную коробку. Снова привычно сел на свой стул, как садился всегда, с того момента когда получил после увольнения в запас эту изолированную трехкомнатную квартиру. Далась квартира не просто, с нервотрепкой. Но пробил, выхлопотал выслуженное ветеран, полковник, боевой летчик
Теперь отец сидел, положив на стол всё еще крепкие, сжатые в кулаки руки, прикрыв тяжелыми, набухшими веками, заплаканные, в красных прожилках глаза. В доме стояла необычная тишина, слышалось легкое журчание воды в трубах, постукивание часов в бывшей маминой комнате, шелест листвы и царапанье по стеклам балконных лоджий ветвей разросшейся под окнами черешни.
– Мама, - Начал отец.
– Наша мама...
Закашлялся. Потянулся к папиросам, закурил, затянулся и положил папиросу в медную туфельку пепельницу.
– ... просила обязательно сообщить тебе некоторые факты и события.
Что-то мешало отцу говорить, сдерживало, словно не был уверен в правильности принятого решения и каждое новое, сказанное через силу, слово отдаляло возможность остановиться, вернутся назад, к состоянию, существовавшему до начала тяжелого, трудного монолога.
Приняв, наконец окончательное, бесповоротное решение, отец продолжил, - Я против того, чтобы посвящать тебя в эту историю. По разным причинам. Считаю, что мертвый, лишний груз ушедшего времени может помешать жить, помешать воинской карьере, возможно сделает твою жизнь сложнее в личном плане, изменит отношение ко мне. Но обязан выполнить волю матери. Здесь, - он пододвинул по столу коробку, - найдешь докумены, подтверждающие то, что расскажу сейчас. А пока слушай и, пожалуйста не перебивай. Мне тяжело ворошить прошлое.
– Я женился когда мама уже была беременна. Ты появился на свет как раз вовремя, успел принять мою фамилию и отчество. Я желал этого, хотел стать твоим настоящим отцом и думаю это удалось. Ты даже пошел в авиацию, сменил меня. Значит мое дело стало делом твоей жизни, заинтересовало и захватило. Рад, ты вырос хорошим сыном, а я всегда гордился тобой, твоими успехами, характером. То есть, ты взял от меня именно то, что я сам мечтал передать детям и дальше внукам. Никогда и никто, мне кажется, не смог даже представить, что я отчим, а не родной отец.
– Я знал твоего настоящего отца. Он был красавец, душа общества, отважный и очень образованный морской офицер. В нашем заполярном гарнизоне он и мама считались самой красивой парой.
– Мама запала мне в душу в первый момент как увидел ее. Боже мой, даже в мыслях не мечтал стать рядом с ней и, поверь, не желал смерти ее мужу. Он слыл лихим и удачливым командиром торпедного катера. Сам можешь представить, что значило воевать катерником на Северном флоте, в полярных морях, где эсминцы валяло и ломало волнами словно газетные кораблики. В те времена и стальные борта не защищали от пуль, снарядов и торпед. Торпедные катера создавались дешевым оружием прибрежной войны в своих водах, упор делался на скорость и маневр. Их создавали в основном для Черного моря, Балтики. Какое на них бронирование... дюраль да фанера. Катерники делали свое дело, а сверх того - несли на плечах сотни других дел и десятки непредусмотренных до войны обязанностей. Конечно, экипажи катеров не обходило начальство наградами и чинами, но не миновала и война своей косой.