Только для мужчин
Шрифт:
Обе девушки были старше Марка (Энид исполнилось тридцать четыре, Лите – тридцать) и очень непохожи друг на друга. Различались и их сексуальные запросы – на его счастье, думал Марк, попрыгав две недели из одной постели в другую.
Лита была склонна к полноте, добродушна, и ее очень легко было удовлетворить простейшим способом, используя так называемую миссионер-скую позу. В противоположность ей Энид была худой и нервной, почти до истерики, и питала склонность к оральному сексу. Марк это обнаружил совершенно случайно. Когда он коснулся языком ее клитора, Энид громко вскрикнула и мгновенно
Однажды ночью, ухитрившись пропустить предыдущий сеанс с Литой, Марк попытался уговорить Энид взять его член в рот.
Она с отвращением стиснула губы и отстранилась от него.
– Я никогда не стану делать такую грязную вещь! Если, как ты утверждаешь, ты меня любишь, то не должен был просить меня об этом.
– Почему грязную? Ты моешься чаще меня?
– Я имела в виду совсем другое, и ты это знаешь. – На узком лице Энид появилось оскорбленное выражение, из глаз потекли слезы.
– Ради Христа, Энид!
– Но почему ты говоришь мне такие вещи? Ты знаешь, что я тебя люблю. Я как проклятая весь день работаю в редакции, потом прихожу сюда и работаю вечерами для тебя. Ты меня не ценишь!
– Я ценю, ценю. Прости меня, Энид. – Марк поцеловал ее и осторожно вытер слезы. Сейчас он ненавидел себя за обман и лицемерие.
Но уже через секунду Марк выбросил из головы подобные мысли. Все это было необходимо. Чтобы родился «Мачо», это было необходимо.
Энид заулыбалась и обняла его.
– О, дорогой! – С лукавой улыбкой, которую, по твердому убеждению Марка, она считала обольстительной, Энид протянула руку к его все еще твердому пенису. – Ты знаешь, что я всегда готова тебя принять – как бы я ни устала.
Марк повернулся и вошел в нее. Внутри было сухо, ощущение такое, как будто тычешься в бумажный мешок. Тем не менее он продолжал двигаться до тех пор, пока не кончил. Тогда он отстранился и сел, сгорбившись, на краю постели. Сейчас Марк ненавидел себя еще больше.
Энид погладила его по спине.
– Я люблю тебя, Марк, дорогой. Ты знаешь, как я тебя люблю.
Почему он раньше не замечал в ее голосе этих хнычущих ноток? Где-то в глубине сознания прозвучал слабый сигнал тревоги – эта женщина может со временем принести ему очень серьезные неприятности.
Но Марк проигнорировал предупреждение.
А вот Лита не доставляла ему неприятностей. Ее было так же трудно разозлить, как дойную корову. И когда Марк осторожно затронул тему о том, как бы договориться с ее боссом насчет выполнения работы в кредит, Лита с готовностью вызвалась переговорить.
Однако вся эта сексуальная поденщина была цветочками по сравнению с тем, что случилось, когда он подготовил макет журнала, чтобы показать возможным рекламодателям.
Марку не нравились многие иллюстрации к рассказам. Он привлек к работе двух иллюстраторов, но ни один из них не смог обеспечить нужного качества работы. Рисунки были застывшими,
Вот если бы удалось заполучить Теодора Парди! Марку случалось видеть работы этого иллюстратора. Замечательные рисунки. Но встретиться лично с этим художником Марку пока не доводилось. Кажется, тот редко покидал свою студию, расположенную на чердаке одного из домов в Виллидже. Марк понимал, насколько высоко он поднимает планку, но Парди не работал по найму, значит, есть шанс уговорить его выполнить работу, даже не имея возможности заплатить сразу, – лишь бы гонорар был достаточно высоким. Марк хотел поднять планку как можно выше. В конце концов, это всего лишь обещания, которые он раздавал направо и налево с беспечностью завзятого бабника, обещающего жене больше не грешить.
Чтобы не получить отказ по телефону, Марк отправился в Виллидж. В его кейсе лежал макет «Мачо». Студия Парди находилась на четвертом этаже старого здания. Внизу не было звонка, поэтому Марку пришлось взобраться наверх, чтобы постучать в дверь. Он подождал. Внутри было тихо. Марк постучал снова. По-прежнему ни звука.
Он уже собрался уходить, решив, что художника нет дома, когда за дверью послышались шаги, а затем грохот – будто что-то упало.
– Черт побери! – тихо выругался кто-то.
Марк ждал.
Шаги приблизились к двери.
– Кого там черт принес?
– Меня зовут Марк Бакнер.
– Не знаю такого. Чего вы хотите, Марк Бакнер?
– Я собираюсь издавать новый журнал, и мне нужен иллюстратор.
– И поэтому вы пришли к Тео, да? Ну, по крайней мере у вас хороший вкус.
Раздался звук отодвигаемого засова, и дверь распахнулась.
На пороге стоял коротышка лет сорока, полноватый, с водянистыми карими глазами, спутанными каштановыми волосами и кривой усмешкой. Он был босой, в тесных джинсах и майке. Художник слегка покачивался, сжимая в руке стакан.
Господи, да он совершенно пьян!
– Ну что ж, входите, Марк Бакнер, – пригласил Парди, махнув рукой со стаканом. Жидкость выплеснулась на пол. – Чувствуйте себя как дома, сказала муха, обращаясь к пауку. – Он захихикал. – Я ни на что не намекаю.
Проклятый гомик! В том, что это так, Марк уже не сомневался.
Тем не менее он вошел.
В огромной мастерской царил полный беспорядок. Там и сям стояли столы и стулья, на полу были разбросаны какие-то бумаги, в дальнем углу виднелась неубранная кровать. У окна стояла чертежная доска. Очевидно, комната занимала весь этаж. Один угол был отгорожен под маленькую кухню. Кроме той двери, через которую он вошел, Марк заметил еще одну, видимо, в ванную.
– Беспорядок, да? Конечно, я мог бы сказать, что прислуга на этой неделе не приходила. Но Тео так нравится. Это мой беспорядок. Если вам здесь не нравится – тогда катитесь отсюда, Марк Бакнер.
– Как вы сказали, это ваш беспорядок. Я не собираюсь здесь жить.
Карие глаза Парди заблестели, а улыбка стала еще кривее.
– А ведь это мысль! У Тео сейчас нет сожителя.
– Я ценю ваше предложение, – сухо сказал Марк, – но нет, спасибо.
Парди пожал плечами:
– Каждому свое. Хотите выпить? Правда, у меня только водка.