Только герцогу это под силу
Шрифт:
— Та, что в конце холла, справа.
— Пошлите лакея наверх с нюхательными солями.
Саймон с драгоценной ношей поднимался по ступенькам.
Её спальня оказалась без излишеств, аскетичной, с простым брюссельским ковром [31] и со скромной меблировкой. В самый раз для Жанны д’Арк. Он мог лишь молиться, чтобы она не окончила, как эта известная блаженная — умерла в руках своих преследователей.
Она даже не пошевелилась, когда он положил её на кровать, усиливая
31
шерстяной ковёр с густым ворсом в форме неразрезанных петель на льняной основе.
Знакомое старое чувство вины клубком свернулось во внутренностях Саймона, но он отбросил его. Луиза не собиралась умирать — нет! Он бы не позволил.
Поспешив к письменному столу, чтобы достать стул, он замер, когда увидел, что лежало рядом с чернильницей: лилия, которую он вырезал много лет назад. Она сохранила её, несмотря на его ложь и обман.
Схватив стул, он потащил его обратно к постели, затем сел и стащил с Луизы сапожки. Её ступни выглядели такими маленькими и хрупкими в этих белых хлопковых чулках. Он скользнул взглядом обратно к её бескровному лицу. Ей надо жить. Она должна. Жизнь без неё…
Нет, он не хотел бы думать так. Схватив её холодные руки в свои, он взмолился. Саймон никогда не был набожным, но молился что есть силы.
Он всё ещё молился, когда Луиза застонала, и её веки, дрогнув, открылись.
Она осмотрелась, озадаченная.
— Почему я дома? И почему ты здесь, Саймон?
Тиски вокруг его груди ослабли. Она знала, где находится! Значит, она ранена не слишком сильно, слава богу. Сглатывая комок, перекрывший горло, он сжал её руки.
— Тс-с, дорогая. Не пытайся сейчас говорить.
— Почему? — нахмурилась она. — Последнее, что я помню, я вышла из экипажа…
— Кто-то бросил камень, который попал в тебя, и ты отключилась.
От замешательства её красивый лоб нахмурился.
— Что объясняет эту пульсацию, — она потёрла кожу головы и поморщилась. — Но зачем кому-то понадобилось бросать в меня камень?
— Он предназначался одной из арестанток.
— Арестанток… о нет, мне надо вернуться в доки! — она резко выпрямилась, затем издала проникновенный стон.
С проклятьем, он прижал её спину обратно к кровати.
— Ты должна отдохнуть. По крайней мере, пока я не удостоверюсь, что с тобой всё в порядке.
— Но я должна помочь раздавать пакеты, — жалобно произнесла она, даже закрыла глаза.
— Ты никуда не пойдешь сейчас. У Регины с дамами всё под контролем. К тому же, ты не в состоянии помогать им. У тебя отвратительная шишка, и мы не знаем насколько это плохо, пока доктор не взглянет.
— Доктор! — её глаза неожиданно открылись, и ужасная паника в них
Вскочив, герцог поймал её, как только она качнулась вперед.
— Проклятье, — он тяжело опустился на стул, держа её в руках. — Прекрати, чёрт тебя побрал, пока не упала и не добавила ещё вторую шишку к первой.
Слава Господу, она не сопротивлялась ему, только устроилась у него на коленях.
— Мне… мне и правда хорошо, видишь ли. Мне нужна минутка, чтобы… успокоить головокружение.
Он с проклятьем прижал её голову к своей груди.
— Ты всё-таки самая упрямая особа, разве не знаешь?
— Нет, конечно, — открыв глаза, она слабо улыбнулась ему. — Наверно, где-то есть кто-то более упрямый.
— Меня бросает в дрожь от такой мысли, — сказал он хрипло.
Она прильнула к нему и потерлась щекой о грубую нанку его жилета. Внезапно она отпрянула, уставившись ему на грудь.
— Где твоё пальто?
— Бог его знает. Я накинул его на моих пассажиров, когда чернь начала швырять отбросы. Вероятно, лежит в доках, растоптанное.
На лице её отразилось сожаление.
— Те отвратительные людишки уничтожили твой прекрасный фаэтон?
Он поверить не мог, что она об этом беспокоилась.
— Плевать, даже если и так.
Недовольство в его голосе заставило её вздрогнуть.
— Если тебе безразличен твой фаэтон, тогда почему ты так сердит?
— Боже мой, женщина, как думаешь — почему? Я едва не потерял десять лет жизни, когда ты упала, — он уткнулся носом ей в волосы, голос его стал ниже. — Мне плевать на фаэтон, на пальто, даже на то, что народ теперь считает, что у меня любовница с незаконнорожденным сыном направляется в Австралию. Меня заботишь только ты.
Лицо девушки смягчилось, и она начала улыбаться. Пока до нее не дошла финальная часть его речи.
— Любовница? О чём это ты?
Саймон объяснил, что, по его мнению, завело толпу.
Она нахмурилась.
— Уж в точности похоже на проделки Брута.
— Брута?
— Мистера Трикла. Я называю его Задирой Брутом за то, как он обращается с женщинами.
Он отчаянно обхватил её руками.
— И вот с такими подлецами ты имеешь дело…
— Лучше мне иметь дело с ним, чем женщинам. По крайней мере, он знает, что не может запугать даму моего положения.
— О? — произнёс с жаром Саймон. — Он может лишь провоцировать бунт, чтобы напасть на тебя…
Она отпрянула с сердитым видом.
— Ты говорил, что камень предназначался не мне.
— Едва ли это имеет значение. Попали-то в тебя.
Стук в дверь ознаменовал приход лакея, который замер в нерешительности, завидев Луизу в объятиях Саймона.
— Я-я прошу прощения, ваша светлость. Я принес нюхательные соли.
Покраснев, Луиза соскочила с колен Саймона. Теперь она гораздо лучше держалась на ногах.