Только герцогу это под силу
Шрифт:
Итак, Его Высокомерие Герцог, по-прежнему является источником неприятностей. Это нисколько не удивляло Луизу.
Обезьяна, однако, была довольно шокирующей. И кому взбрело бы в голову взять обезьяну на общественное мероприятие? Только кому-то высокомерному, уверенному в радушном приёме, кому-то, кто любит отпускать комплименты, которые заставили бы покраснеть любую женщину.
— Насколько плохо? — спросил жалобный голос.
Луиза вздрогнула. Она должна была исследовать голову леди Трасбат, которая лежала теперь на её коленях.
— Я ещё не нашла это.
Она и баронесса сидели в гостиной Каслмейна.
О боже, она не должна также думать о нем, как о Саймоне. Сейчас он был для неё герцог Фоксмур, и никак иначе. Если бы у неё была хоть капля здравого смысла семь лет назад, то она осознала бы это тогда, и неважно какие речи лились из его уст о её глазах и волосах, о том, что он чувствовал…
Чувствовал, ха! У этого мужчины нет чувств. Они были уделом простых смертных, а не великого герцога. Какой же она была дурой, что полагала иначе.
Но она, по правде говоря, должна быть ему благодарна. Из-за него она научилась быть разумнее, имитируя поведение Регины и других леди при дворе. В эти дни герцог не был единственным, кто мог скрывать истинные чувства за непроницаемой улыбкой. Хотя Луизе понадобились годы, чтобы научиться сдерживать свои изменчивые чувства, но она добилась этого, чёрт возьми. И сегодня вечером она одержала победу, обращаясь с могущественным герцогом сдержанно, как подобает леди.
Теперь только прекратили бы трястись её руки, дрожать внутренности и бушевать кровь в её венах. Она нахмурилась. Это несправедливо. Как этот негодяй-манипулятор всё ещё мог возбуждать её только одним волнующим взглядом таких обжигающих синих глаз? Ей этого не надо. Она, наконец, получила шанс с глазу на глаз поговорить с капризной баронессой, и этому лживому дьяволу ей не помешать.
— Я не могу найти рану, — сказала Луиза. — И обезьяна, кажется, оставила какие-то странные частички мякины [7] .
7
отход от обмолота и очистки зерна злаковых и бобовых растений: состоит из семенных плёнок, частей колосков, размельчённых листьев, неполновесных зёрен, семян сорных трав.
— Это птичий корм, дорогая, — прощебетала баронесса.
— Птичий корм?
У женщины был птичий корм в волосах, силы небесные!
— Мои птицы — безобразные едоки, — сказала Леди Трасбат, как будто бы это всё объясняло. — Но, по крайней мере, они не нападают на людей без причины.
— Да, птицы — прекрасные домашние животные.
Когда они не оставляют свой корм в чьих-то волосах.
— Вы держите птиц? — спросила леди Трасбат, оживившись.
Она держала котов. Они любили есть птиц. Вероятно это не самое лучшее обстоятельство, которое стоит упоминать.
— Мой брат держит лебедей, — подстраховалась она.
— Никто не «держит» лебедей, моя дорогая. — Сказала пренебрежительно леди Трасбат. —
В то время как леди Трасбат впала в поэтическое состояние, описывая свою дружелюбную стаю, Луиза пробиралась сквозь семена мякины и размышляла о том, как повернуть беседу назад к Лондонскому женскому обществу. В конечном счете ей не хотелось спугнуть баронессу. Луиза наконец нашла источник крови и промокнула его своим носовым платком.
— Ваша рана не так уж страшна. Только царапина.
— Она чертовски болит, — возразила леди Трасбат.
— Я уверена, что так и есть, — ответила успокаивающе Луиза. — Как только придет Регина, она наложит мазь на рану. Она добровольно помогает в Челси-Хоспитал [8] , вы знаете.
— Я, вероятно, подхвачу какую-нибудь ужасную болезнь от той противной обезьяны.
Луиза сдержала порыв отметить, что леди Трасбат могла так же легко подхватить что-нибудь от своих птиц.
8
Челсийский инвалидный дом (для ветеранов войны) в Лондоне, основан в 1682 г.
— Вы были очень храбры, моя дорогая. Иначе я бы не выбралась из этой схватки. Как умно было с вашей стороны соблазнить это существо пуншем! Я никогда бы до этого не додумалась. Я не умею быстро соображать. Мои канарейки всегда так говорят.
— Ваши канарейки разговаривают?
— Не глупите — они же канарейки. Но это не значит, что я не могу понять то, о чём они думают. — Луиза все еще пыталась разгадать это, когда леди Трасбат добавила, — я уверена, они согласились бы, что ваша поимка того своенравного животного была великолепна.
Леди Трасбат повернула голову, чтобы посмотреть на Луизу.
— Вы научились так быстро думать в вашей небольшой группе?
Наконец, шанс которого она ждала!
— Я узнала много вещей от прекрасных и преданных женщин из Лондонского женского общества.
— Как долго вы являетесь членом этого общества?
— Три года. Я была одной из основательниц группы.
Леди Трасбат поцокала языком.
— Молодой леди, как вы, следует думать о браке, не о реформах.
Луиза напряглась в ответ на знакомую критику.
— Я думаю о том и о другом. Но так как я могу найти время только для одного дела, моё сознание диктует мне выбирать последнее.
Её сознание… и её мучительный страх. Это, конечно, верно — она могла бы сделать больше хорошего в качестве старой девы-реформатора, чем в качестве жены какого-нибудь властного лорда, но не это удерживало её от брака, а мысль о его последствиях.
Роды. Доктора. Кровь и ужас.
После того, что вынесла её любимая сводная сестра, принцесса Шарлотта… она никогда не смогла бы пройти через это. Независимо от того, как часто она говорила себе, что женщины каждый день благополучно рожают детей, её терзали кровавые роды, тайным свидетелем которых она была. Если даже принцесса могла умереть в такой муке, окруженная лучшими докторами, значит с любым могло произойти тоже самое, включая её.