Только когда мы вдвоем
Шрифт:
Я заворожённо слушаю, плотно прижимаясь ухом к двери. Знаменитая пылкая сцена, где Дарси по глупости унижает семью Элизабет, указывает на каждый их недостаток. Когда он заканчивает, я слышу, как мама тяжело вздыхает.
— Мне всегда хотелось, чтобы Остен нас не мучила, — говорит она прежде, чем её останавливает мокрый кашель. Наконец, она переводит дыхание. — Столько тоски в Пемберли, столько недопонимания из-за Джейн, потом из-за Уикхема. Мне хотелось бы, чтобы Лиззи и Дарси сказали друг другу, что происходит. Тогда они могли бы сразу перейти к «жили они долго и
— Ну, в реальной жизни я с вами на сто процентов согласен, — говорит Райдер. — Не вижу смысла в чём-либо, помимо прямолинейного общения.
Мама кашляет.
— Аминь. Если бы все говорили чёртову правду, мы могли бы избежать огромного количества драмы.
— Согласен. Но, похоже, для большинства людей всё не так прямолинейно. Чтобы говорить непростую правду, нужно время и храбрость, тогда как для прямолинейных и аналитических людей вроде вас и меня это работает по умолчанию. Это не качество, это просто наша природа.
— И само собой, в случае с Лиззи и Дарси, это литература. Она создана мучить нас, за неимением лучшего слова, но в приятной манере. Растягиваемое напряжение — это лучшая часть.
Голос Райдера звучит низко и особенно хрипло. Он говорит так, будто от силы успел влить в себя чашку кофе перед тем, как мама начала атаковать его телефон просьбами почитать для неё.
— Нужно продраться сквозь их неумение быть уязвимыми, их упрямый страх открыться, который вызывает все эти непонимания, и только потом будет воссоединение. Оттого-то оно и кажется таким долгожданным и значимым, — говорит он. — Сладость того, что они признаются в своих чувствах, сильна лишь потому, что они столько всего преодолели, чтобы прийти к этому пониманию. Им пришлось проработать свои комплексы и предположения, бороться, чтобы открыть правду. Тогда, и только тогда, они понимают, что значат друг для друга.
Мама тихо смеётся.
— Ты так говоришь, будто прекрасно понимаешь, каково это, молодой человек.
Я слышу, как тело Райдера ёрзает на стуле. Он прочищает горло.
— Это... это хорошая история. Я читал её ранее, в прошлом году проходил в рамках курса. Любой сказал бы вам то же, что говорю я.
— Но, возможно, не каждый это прочувствовал бы.
Воцаряется долгое молчание, которое потом нарушается голосом Райдера.
— Возможно.
— Ладно. Я перестану заставлять тебя говорить о чувствах. Спасибо, что перечитал. Теперь давай перейдём к хорошей части.
— Ладно, — Райдер прочищает горло.
Я сижу там дольше, чем следовало, слушаю, как Дарси и Лиззи проясняют недопонимания, и Дарси делает второе предложение. Я подслушиваю, совершая все те же проступки, за которые отчитывала Райдера, но я уже по уши погрязла в своём лицемерии и будто приклеилась к месту. Райдер продолжает читать, делает паузу словно для глотка воды, прочищает горло. Он читает удивление семьи Беннет от их помолвки, и мои мысли дрейфуют вместе с историей. Я убаюкана, довольна этим счастливым концом, пока их диалог, начинающийся словами Лиззи к Дарси, не вызывает холодный пот на моей коже.
— Моё обращение с вами
— Я полюбил вас за ваш живой ум.
Моё сердце вдвое быстрее стучит в моих ушах. Звон заглушает все остальные звуки. Остен как будто описывает нас.
Райдер продолжает читать, но я не слышу это явственно, пока звон в ушах не стихает. Он читает реплику Лиззи.
— Почему именно вы вели себя, особенно при первом посещении, так, будто вам до меня нет дела?
Он читает ответ Дарси со стоической будничностью, которая воплощает в себе всего Райдера.
— У вас был неприступный и мрачный вид. И вы меня ничем не ободрили.
Я читала эту книгу бесчисленное множество раз, так что мои губы автоматически повторяют реплику Лиззи.
— Но ведь я была смущена!
— И я тоже.
Слова беззвучно слетают с моих губ.
— Вы не могли бы переговорить со мной, когда приезжали к нам на обед.
Он медлит. Ответ Дарси, озвученный голосом Райдера, заставляет моё сердце пропустить удар.
— Человек, который испытывал бы меньшее чувство, наверно, смог бы.
Я полностью валюсь на пол и смотрю в потолок.
Пугающие мысли мечутся в моей голове. Я вижу всю нашу дружбовражду одной стремительной кинолентой. Недопонимания. Многозначительные паузы. Долгие взгляды. Бесконечные споры. Игривые касания, дёрганье за волосы, тычки под рёбра.
Каждый. Отдельный. Поцелуй.
Слишком много эмоций спутывается в моей груди, щипаясь и сплетаясь. Снова становится сложно дышать. В одно мгновение моё сердце тянется к маме, в следующее — к этому медленно разворачивающемуся портрету реальности между Райдером и мной.
Прежде чем я успеваю об этом подумать, меня выдёргивает из раздумий тот факт, что голос Райдера становится ближе. Мне пришлось войти через парадную дверь, поскольку внешний вход в комнату мамы был заперт. Я не хотела рисковать и будить её, сообразив, что я по глупости забыла ключ. Оставалось либо смириться и войти через парадный вход, либо ждать, когда будет достаточно поздно, чтобы позвонить маме и попросить кого-то меня впустить.
Спешно вскочив, я бросаюсь в соседнюю комнату и прячусь за дверью, услышав щелчок, с которым закрылась дверь маминой комнаты, затем размеренные шаги Райдера по коридору. На долю секунды он медлит возле комнаты, в которой я спряталась. Приподнимает нос. Щурится. Он выглядит как камышовый кот, уловивший запах добычи. Когда его голова опускается, я вижу это — маленький диск в его густых светлых волосах, выбритых на маленьком участке за ухом.
Как эта штука работает? Выглядит она электронной и сложной. Он снимает её в душе? Оставляет ли он её на ночь? В том числе, когда ложится в постель не для сна?