Только лучшее

Стил Даниэла

Вместо того чтобы отправиться к себе в кабинет, как собирался, он помедлил, а потом пошел за кулисы поздравить главу отдела, француженку, которая до этого много лет работала у Диора.

– Марианна, отличная работа! – Берни улыбнулся.

Француженка пожирала его глазами. В свои сорок пять с небольшим она ввыглядела безупречно: ухоженная и невероятно стильная – и с первого появления в универмаге положила глаз на Берни.

– Платья хорошо смотрелись, правда, Бернард?

В ее устах его имя прозвучало как французское. Она была одновременно и хладнокровной, и сексуальной – поразительное сочетание, как лед и огонь, – но он смотрел поверх ее плеча на девушек в джинсах и простой уличной одежде, которые торопливо проходили мимо, перекинув через

плечо те самые роскошные платья. Здесь же сновали туда-сюда продавщицы: набрав груды эксклюзивных нарядов, несли их клиентам, чтобы те могли их примерить и заказать. Все шло как нельзя лучше. А потом Бернард увидел ее. Она шла, перекинув через руку свадебное платье из последнего выхода.

– Марианна, кто эта девушка: одна из твоих моделей или мы наняли ее для показа?

Француженка проследила за его взглядом – небрежный тон голоса ее не обманул – и, увидев ту, о ком говорил Бернард, упала духом: девушка была красива и, главное, молода, вряд ли старше двадцати.

– Она иногда работает у нас внештатно, француженка.

Больше ей ничего не понадобилось говорить: девушка подошла к ним, посмотрела сначала на Бернарда, потом на Марианну и на французском спросила, что делать с платьем, куда положить. Марианна сказала, кому его отдать, а Берни стоял и смотрел на нее, чуть ли не открыв рот. И менеджер отдела поняла, в чем заключается ее обязанность: представила девушку Берни, указав его должность, и даже объяснила, что новая концепция – это полностью его идея. Ей очень не хотелось их знакомить, но у нее не было выбора. Берни смотрел на девушку так, что Марианну это немного забавляло: он никогда не проявлял эмоций. Не вызывало сомнений, что женщины ему нравятся, но серьезных отношений у него не было, во всяком случае, так говорили в магазине. В отличие от товаров, которые он отбирал для «Уольфс», с женщинами он предпочитал качеству количество, опт, как говорят в торговле. Но, похоже, не в этот раз.

Девушку звали Изабель Мартен, ей было двадцать четыре года. Она выросла на юге Франции, но уже с восемнадцати лет жила в Париже и работала сначала у Сен-Лорана, затем у Живанши. Всюду она имела огромный успех и считалась топ-моделью. Неудивительно, что преуспела она и в Нью-Йорке, куда ее пригласили четыре года назад. Берни был удивлен, что они не встречались раньше.

– Мсье Файн, обычно я позирую только для фото, – ее французский акцент очаровал Берни, – но для вашего показа…

Она улыбнулась так, что он растаял. Теперь ради нее он был готов на все. Внезапно он ее вспомнил: не раз видел на обложках «Вог», «Базар» и «Вуменс виэр», только в реальной жизни она оказалась еще красивее. Модели редко совмещают работу в студии и выходы на подиум, но она умела и то и другое. В показе «Уольфс» она выступила прекрасно, и Берни ее поздравил, не скупясь на похвалы:

– Вы были великолепны, мадемуазель Изабель!

Берни казалось, что он умрет просто оттого, что смотрит на нее. В тот вечер он пригласил ее на обед в «Каравеллу». В зале на нее все оборачивались. Потом они танцевали в «Раффлз». Берни не хотелось уходить домой, вообще не хотелось ее выпускать из объятий. Он никогда еще не встречал девушек, подобных ей, не терял настолько голову. Доспехи, которыми он защищал себя после ухода Шейлы, расплавились от одного взгляда Изабель. Его поражало в ней все, но больше всего волосы: они были настолько светлые, что казались почти белыми. Берни она казалась самым прекрасным созданием на свете.

В тот год они провели сказочное лето в Ист-Хэмптоне, где Берни снял домик, и она приезжала каждый уикенд. До него у Изабель были отношения с известным фотографом из мира моды, потом с крупным бизнесменом в сфере недвижимости, но при появлении Берни все мужчины, казалось, исчезли из ее жизни. Для него это время тоже походило на волшебную сказку. Он повсюду брал Изабель с собой, страшно гордый, что с ним такая красавица, их фотографировали, они танцевали до утра и вообще вели богемный образ жизни.

– Мне кажется, что эта девушка

не для тебя, сын, – как-то заметила мать, когда они вместе обедали.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что она явно привыкла к светской жизни. Впишешься ли ты в ее круг?

– Неужели я настолько провинциален? Не очень-то лестно.

Берни окинул взглядом стройную фигуру Рут в темно-синем костюме от Диора, который купил ей в прошлую поездку в Европу, и подумал, что мать вовсе не выглядит простушкой, но обсуждать с ней Изабель ему не хотелось. Он не хотел ее знакомить с родителями, потому что знал: ничего хорошего из этого не выйдет.

– Может, расскажешь о ней? – по обыкновению не унималась мать.

– Она просто очень милая.

Рут улыбнулась:

– Не очень-то ты многословен.

Она, конечно, видела фотографии Изабель в журналах и не раз хвасталась перед подругами, что ее сын встречается с такой красавицей, но лично не была с ней знакома.

– Ты в нее влюблен?

Мать никогда не стеснялась спросить о том, что хотела знать, но эти слова Берни пугали. Даже будучи без ума от Изабель, он не мог назвать их отношения словом «любовь». Слишком хорошо он помнил, как тогда, в Мичигане, предложил Шейле на день Святого Валентина руку и сердце… строил планы на свадьбу. Он не хотел еще раз оказаться в подобном положении и тщательно избегал привязанности и каких-либо обязательств, предпочитая свободные отношения.

Берни не смог придумать ничего лучшего, чем сказать:

– Мы хорошие друзья.

Мать пристально посмотрела на него:

– А мне кажется, это нечто большее.

Берни не стал спорить:

– Ну хорошо, пусть так, но о свадьбе речь не идет. Ты удовлетворена? А теперь давай наконец что-нибудь закажем.

Он выбрал стейк, а мать – филе палтуса. Теперь их разговор стал почти дружеским, мать живо интересовалась всем, что происходит у него на работе, как вообще дела в магазине. Она редко виделась с сыном: все его свободное время теперь занимала Изабель.

Они были неразлучны, и осенью, отправляясь по делам в Европу, он взял Изабель с собой. Пара производила фурор повсюду, где бы ни появлялась. Незадолго до Рождества Изабель переехала к нему. Берни в конце концов сдался и, как его это ни пугало, пригласил ее в Скарсдейл. Она держалась с его родителями ровно и доброжелательно, но не лезла из кожи вон, чтобы понравиться, а потом ясно дала Берни понять, что не горит желанием часто с ними встречаться.

– Я бы предпочла больше времени проводить наедине, – сказала Изабель, очаровательно надув губки.

В постели она была великолепна: нежна и в то же время требовательна. Ему в ней нравилось все. Иногда он просто стоял и с восхищением смотрел на нее, пока она накладывала макияж, или сушила волосы, или выходила из душа, или входила в дверь с папкой в руках. Каким-то неведомым образом она приковывала к себе внимание. Даже его мать при встрече с ней присмирела. Изабель обладала странной способностью: рядом с ней каждый чувствовал себя незначительным, будто съеживался, но только не Берни – он, наоборот, рядом с ней чувствовал себя настоящим мужчиной. Их отношения строились больше на страсти, чем на любви. Они занимались любовью всюду: в ванне, под душем, на полу, на заднем сиденье его автомобиля, а как-то раз чуть было не сделали это в лифте, но вовремя опомнились: лифт дошел до их этажа и двери вот-вот должны были открыться. Казалось, они не могли насытиться друг другом. Весной они опять поехали во Францию, потом в Ист-Хэмптон, но теперь у них уже было больше знакомых и как-то на пляже в Квоге внимание Изабель привлек некий голливудский кинопродюсер, и на следующий день Берни не мог ее найти. В конце концов он обнаружил ее на палубе пришвартованной яхты в самой недвусмысленной позе. Берни на мгновение застыл и просто тупо смотрел на них, потом со слезами на глазах поспешил прочь. Он вдруг осознал то, что очень долго не желал признавать: она не просто красивая женщина и великолепная любовница, он полюбил ее, и потерять ее будет очень больно.