Только между нами
Шрифт:
Когда сажусь в машину, то первым делом набираю Тане. Полгода назад её отец лежал в больнице с инсультом, и она нанимала для него сиделку. Мне нужен её телефон.
То, что жизнь совершила поворот на сто восемьдесят градусов, ощущается во всём. Об этом кричит моё бледное напряжённое лицо в отражении опущенного козырька, смятая ткань юбки, район, в котором я практически не бываю, и часы на приборной панели, показывающие начало десятого. Сегодня рабочий день, и в этот момент я должна была доделывать отчёт к совещанию. А вместо этого еду в дом, который даже под дулом пистолета
Когда я подъезжаю к знакомым кованым воротам, понимаю, что с большой вероятностью Романа дома нет. Разве новость о моей измене и то, что он сделал с Матвеем, — повод не появляться в офисе?
Это ещё одно доказательство, насколько плохо я знаю собственного мужа. Судя по представительскому седану, припаркованному во дворе, Роман дома и даже принимает гостей. Я оглядываю приметное сочетание букв и цифр на заднем бампере и ощущаю холодное покалывание на коже. То же самое было, когда Матвей не брал трубку. Так даёт о себе знать плохое предчувствие.
Запах в доме изменился всего за одну ночь, став отталкивающим и чужим. Сначала я даже думаю не разуваться, но в последний момент сдаюсь и избавляюсь от туфель. Домработница не виновата в том дерьме, которое происходит между мной и Романом.
Мужа и его гостя я застаю на кухне, сидящими за столом. Даже не знаю, что сильнее ударяет по психике: угадывающийся запах перегара и налитые кровью глаза мужа либо же то, что в его собеседнике я узнаю генерала-лейтенанта полиции, пару раз присутствовавшего на днях рождения Романа.
— А вот и супруга моя приехала, Вадим, — с фальшивым благодушием объявляет Роман, поднося ко рту чашку.
Даже с явного похмелья он одет в брюки и рубашку. Последняя, правда, наполовину расстёгнута.
Вадим Борисович Скворечников. Из недр памяти выныривает имя раннего гостя.
— Здравствуйте, — сдержанно здороваюсь я.
Скворечников приветствует меня не менее сдержанно и, отодвинув от себя недопитый кофе, протягивает Роману руку.
— Не буду вам мешать. Твой вопрос без внимания не оставлю, Ром. Будем на связи.
Я смотрю, как Роман отвечает на рукопожатие, и чувствую подкатывающую к горлу кислоту. Это снова бунтует интуиция, подсказывая, что их встреча случилась не просто так.
Скворечников уходит, и мы с Романом остаёмся стоять одни. Он будто бы забыл о моём присутствии: оглушительно хлопает шкафами в поисках хрен пойми чего, пару раз включает воду и тычет в кнопку на кофемашине, наполняя новую чашку, хотя в той, из которой он пил, осталось больше половины.
— Матвей в больнице, — выплёвываю я, не в силах ещё хоть секунду наблюдать за его неуклюжими телодвижениями. — У него сломаны челюсть и рёбра. Сотрясение… Отбита почка… В какой момент ты перестал быть человеком и превратился в жестокую, одуревшую от власти скотину?
— Успела уже в больницу скататься? — брезгливо отзывается Роман, продолжая стоять ко мне спиной. — Скажи спасибо, что щенок живым остался.
У меня начинают стучать зубы. Потому что он вот так просто говорит о том, что мог бы лишить его
— А кому конкретно спасибо сказать?! — выкрикиваю я, моментально охрипнув от передозировки эмоций. — Тому, кто с собой резиновую дубинку прихватил и бил его, пока ты телефонным звонком прикрывался?!
— Хватит орать! — рявкает Роман, резко оборачиваясь. Его шея побагровела, и кажется, будто запах перегара стал в разы ощутимее. — Скворечников ещё далеко уехать не успел. Беги догоняй. Вдруг захочет тебя выслушать.
Ну конечно. Роман вызвонил приятеля, чтобы прикрыть свою задницу. Вот так просто. Изувечил человека и аннулировал преступление одним простым звонком.
— Вы же его убить могли, неужели не понимаешь, — сиплю я, переводя невидящий взгляд на лицо мужа. Ярость, которая несла меня сюда, внезапно стихла, оставив после себя отупение, непонимание и шок. — Один удар не туда… Он мог неудачно упасть и разбить голову… мог…
На короткое мгновение я вдруг представляю, что Матвея не стало, и этого оказывается достаточно, для того чтобы слёзы хлынули из глаз рекой.
— Что бы ни произошло между мной и тобой, должны быть границы… Человеческие границы. Власть и деньги — это ведь не всё… Преступление с совести не смоешь ничем… Что в итоге у тебя останется, кроме твоих денег? Для чего они вообще нужны, если не стало души?
— Закончила? — резко перебивает Роман. — У тебя два дня, чтобы вывезти шмотки. Юрист с тобой свяжется. Попробуешь претендовать на дом или хотя бы на одну кастрюлю — тебе же будет хуже. Оставлю без трусов.
Теперь я с чистой совестью могу усмехнуться. Господи, да он ещё и разорить меня угрожает. Неожиданно на ум приходят слова моей подруги Юли, которая несколько лет назад переехала жить в США. «Мужчина, который не слишком хорошо проявил себя в браке, при расставании покажет себя ещё худшим мудаком».
Она развелась за полгода до нашей с Романом свадьбы — с судом и скандалами. Квартиру, за которую её родители внесли первоначальный взнос и за которую Юля сама платила ипотеку, пока её муж, сидя дома, переживал трёхгодичный кризис безработицы, им пришлось поделить. Как пришлось поделить и купленную Юлей машину, на которую, не имея водительских прав, Егор не претендовал в браке и которая резко понадобилась ему во время развода. Я тогда отшутилась, сказав себе, что Роман никогда не падёт так низко. Ошибалась. Потому что он только что пробил дно мироздания.
— Подавись своими деньгами и своим домом, — цежу я. — Мне ничего от тебя не нужно. С этого момента я буду считать дни, чтобы нас развели.
— Считай, конечно. — Навалившись на стол, муж смотрит на меня исподлобья. — Только имей в виду: если твоя позорная интрижка до кого-то дойдёт, я вас обоих размажу. Щенку твоему житья не будет. Я ему по всей стране двери закрою. За счастье будет машины на автомойке пидорить.
— Какой же ты мудак, — совершенно искренне говорю я. — И какое счастье, что у нас с тобой не было детей. Когда-то я считала это большим горем, а сейчас понимаю, что это самое настоящее провидение.