Только на одну ночь
Шрифт:
Кажется, я спалилась. Потому что глаза юриста подозрительно прищурились.
— И при каком же? — уточнил он.
— Если лично Эдуард Александрович приедет ко мне. Встанет передо мной на колени. И попросит прощения, что он, сучий сын, не сообщил мне о похоронах моего любимого мужчины. — Я улыбалась сейчас неестественнее Кристины. Но на самом деле ненависть во мне сейчас вскипела и яростно клокотала, заставляя подпрыгивать крышку на метафорическом котле моего терпения. На самом деле боль никуда не делась. Вот она была — вся во мне, зажатая в тиски самоконтроля. Искала выход.
И да, я знаю —
— Я передам ваши условия Эдуарду Александровичу. — Нужно отдать должное — Ярослав Олегович явно видел в этой жизни не одну капризную истеричку. Лицо он удержал професионально.
— Звоните если что, — осклабилась я, и на этом уже окончательно завязала свое общение с представителем апельсинки.
День вышел утомительный. И сидя в машине, стискивая пальцами руль, я ощущала только разрастающуюся пустоту внутри.
Все-таки жаль, что нельзя было обменять все это на одного живого Его…
И почему до сих пор не придумали, как обменять годы своей жизни на годы жизни другого? Ей богу, лет пятнадцать своих бы отдала Ему, вот только нету его, нет и не будет. И все, что меня ждет дома — темные пустые комнаты, ледяная постель и тишина. Сраная, проклятущая тишина…
И даже из машины, уже запарковавшись у своего дома, я не выходила минут десять. Вокруг была вечерняя темнота, фонарь светил где-то слева. Нужно было загнать машину на подземную парковку, но… для этого бы пришлось стать на несколько шагов ближе к собственной двери, ведущей в тишину. Может, хоть прогуляться?
Капец, взрослая, сильная женщина — сидит у собственного дома, боится подняться в квартиру, потому что не хочет смиряться с тем, что… потеряла. Потеряла!
И все это: чертов нотариус, чертова Кристина, даже представитель апельсинки — и тот обострил во мне это ощущение. Будто ткнул меня лицом в тот факт, что Алекса больше нет. Нету-у-у!
Из машины я вылезала, стирая со щек побежавшие слезинки. Озноб прохладного октябрьского вечера — это ли не лучшее лекарство от обострившихся эмоций?
Вышла, глянула в сторону своего подъезда и замерла.
Антон стоял там, у подъезда моего дома, и курил. Мрачный, как изваяние. Широкоплечий, огромный — за него можно было спрятаться.
Увидел меня, глубоко затянулся и швырнул окурок в урну. Уставился на меня, не отводя взгляд в сторону ни на секунду.
— Привет, — мой голос звучит удивленно. Сама я тоже удивлена.
— Привет, — тихо откликается Антон. С места он не двигался. Сам приехал, но продолжал мне давать возможность его послать. Хотя нет, это как раз не странно, это самое правильное, что вообще может быть.
И снова он явился. Нет, никакая это не судьба, но… Ну вот какого хрена он не может пойти и найти себе адекватную покорную девочку? Ну зачем тебе я, идиот? Я ничего не могу тебе дать, слишком мертвая, слишком не твоя.
Но ведь был. Здесь. Не где-нибудь еще. Смотрел именно на меня — швырявшую в него чем попало, трепавшую
— Давно ждешь?
Антон пожал плечами. Это может значить “немного”, это может значить “часа три”. Или сколько там у меня ушло на поездку к нотариусу?
Странный мальчик, снова появившийся вовремя. Хотя ладно, у меня сейчас что ни час — то очередное обострение депрессии, тут в любой момент приди — все будет вовремя.
Нужно было спросить, что он тут забыл, не пора ли ему пойти к черту, или что-то в этом духе, а я…
А я просто шагнула к нему, позволяя ему сгрести меня в охапку, подставляя лицо его губам. Я слишком устала воевать и прямо сейчас хотела только капитулировать. Хотя бы кому-нибудь. Пусть даже ему. Не самый плохой вариант. Лишь бы не было тишины.
Глава 18. Совпадающий
В лифте и в подъезде Антон вел себя почти прилично. Даже не целовал, оторвался от меня, и так и стоял, прижимая меня к стенке лифта, а в светлых глазах бушевал лютый голод. У меня аж что-то шевелилось от этого взгляда. Нет, еще не пронзил меня как Дом, но… Но уже не безнадежно. Я уже к нему потихоньку привыкаю, черт его раздери. Потянула за выпендрежный красный галстучек к себе — поцеловала уже сама и не мелочась, впиваясь зубами в его губу. Обожаю это делать, а Антон на это еще и бесится. Молчит, вот только вжал меня в стену лифта так, что я совершенно точно поняла — либо у мальчика нет проблем с потенцией, либо я ему вместо виагры. Вот же какой неуемный мне попался кадр.
Пуговицы полетели во все стороны. Вот как только Антон впихнул меня в прихожую моей квартиры, как захлопнул дверь — так началась пуговичная расправа. Пуговицы пальто: моего, его — ничто не устояло перед медвежьим напором. И куда там пуговицам на моей блузке или его рубашке. И треск этот был, будто треском от искр, летящих сейчас между нами.
Недотрах — это зло. Стресс — это зло. И этот чудовищный наглый навязчивый медведь — самое жуткое и неискоренимое зло, что мне попадалось в жизни. Но мой. Мой медведь. Это было невозможно не понять. Мальчик на мне шизанулся. Мальчик рвался заполнить своей широченной спиной пустоту в моей жизни. Ну… Эту пустоту он, конечно, не заполнит, но все-таки дать ему шанс я могу. Не могу же я просто взять и отказаться от этого неизлечимого безумца. Захочет — утром сбежит. Держать ни в коем случае не буду.
Аргх.
Вот издалека чувствуется садист, серьезно. Губы мне уже и сам искусал, целовался только с зубами, и пальцы — наглые пальцы мяли мою кожу без всякой жалости, а я…
А я только взвизгивала, вскрикивала, жмурилась, обмирала. Господи, спасибо… Вот сейчас — в самую точку. То что доктор прописал.
Руки Антон мне прижал к стене над головой. Пальцы свободной руки — прищипывали кожу, прищипывали соски. Вот стою такая, с голой грудью, в одних только брюках около собственной двери. Вокруг валяются наши растерзанные шмотки. Мои пальцы мнут галстук, оставшийся на шее Антона. Рубашка и пиджак уже под ногами, а галстук остался, мне он нравится. А в голове у меня — лишь пульсирующая жаркая алая жажда. Больше. Хочу больше — больше боли, больше его самого. Покажи мне свои зубы, малыш. Все что есть.