Шрифт:
Сергей СТУЛЬНИК
ТОЛЬКО НЕ ДУМАЙ О БЕЛОЙ ОБЕЗЬЯНЕ...
Посвящается В.Б.Левенштейну
(Севе Новгородцеву, город
Лондон, Би-Би-Си")
– ...Шестой, прием.
– Шестой слушает.
– Что в эфире?
– Все спокойно. Шеф, разрешите вопрос...
– Разрешаю.
– Неслужебный...
– Неслужебные в нерабочее время.
Шеф удивился. До сих пор подобного не случалось. Вопросы, да еще неслужебного содержания - раньше никто из подчиненных себе ничего подобного позволить не смел. Никто из его
– Он маленький, Шеф! Ма-ахонький такой вопросик! К тому же в эфире т_и_ш_и_н_а_...
– Слушаю.
– Шеф решил позволить. Если в эфире - порядок, ничего страшного, пусть спрашивает...
– Шеф... Вы... когда-нибудь видели белую обезьяну?!
– помявшись, выпалил Шестой.
– Что-о-о?!
– Шефу показалось, что он ослышался.
– Простите, Шеф, не что, а кого... Я вот все думаю... Видели ли вы когда-нибудь белую обезьяну?
– Нет, не видел! Никогда! Что это с вами, Шестой?
– Извините, Шеф, только я все думаю...
– Успокойтесь, Шестой. Вы в _э_ф_и_р_е_. Не думайте о посторонних вещах!
– Пробовал... Рад бы...
– Слушайте, а не завернуть ли вам после смены к психиатру?
– Вы думаете?..
– После смены - к психиатру! Это приказ.
– Слушаюсь, Шеф!
– Отбой.
Бедняга, подумал Шеф. Надо почаще менять личный состав. И Шеф с противной дрожью в груди вспомнил, как и _о_н_ сам когда-то сидел часами, и наушники сжимали безжалостными тисками голову, а в наушниках э_ф_и_р_, эта осточертевшая _т_и_ш_и_н_а_, лишь изредка нарушаемая тем, ради чего приходилось сидеть, на что он охотился - _з_в_у_к_а_м_и_. Станции глушения творили эфир, тишину то есть, но коварный враг постоянно вторгался в нее, и на случай проникновения вражеских звуков существовали станции слежения, укомплектованные акустическими охотниками.
– Седьмой, прием.
– Седьмой, слушаю...
– Эфир?
– Порядок... Шеф. Чистый...
– неуверенно ответил Седьмой.
И с этим что-то не так, подумал Шеф. Надо бы его проверить, мелькнуло в голове.
– Седьмой, вопросов нет?
– Э-э-э... имеется один, Шеф... Но...
– Неслужебный?
– Так точно...
Седьмой умолк. Шефу показалось, что он борется с собственной нерешительностью. Седьмой всегда отличался скромностью, на собраниях помалкивал...
Соблазн победил.
– Я хотел вас спросить, Шеф...
– Ну, я слушаю!
– подбодрил Шеф нерешительного сотрудника. Задавайте, довольно мямлить!
– Шеф, вы... вы были за границей?
– наконец разродился вопросом Седьмой.
– Да.
– Ответил Шеф. Ответил правдиво. И сразу же припомнил, как несколько лет назад ездил со спецзаданием в дружественную страну, делиться опытом, налаживать аналогичную дружбу...
Шеф облегченно вздохнул. Вопрос Седьмого был неожиданным, но не странным.
– На юге, Шеф?..
– Да, очень даже на юге.
– А... белую
– с неприкрытой надеждой в голосе спросил Седьмой.
– Ну, может, хотя бы в зоопарке или где еще?!
И этот! Шеф снова вздохнул, но на этот раз - тяжко. Издевается, решил он. Свихнулся от тишины. Либо...
– Ваши внеслужебные контакты, Седьмой?
– Ничего нерекомендованного, Шеф!!
– испугался Седьмой.
– Можете проверить!!!
– Верю, верю...
– действительно, о Седьмом _т_а_к_о_е_ Шеф мог подумать в последнюю очередь.
– Но все же проверю... Седьмой, зайдите после смены к психиатру. Сегодня же. Обязательно. Это приказ. Отбой.
Шеф крепко задумался. Он всегда был уверен, что подчиненные его уважают. По крайней мере - эти пятеро, слушающие тишину под его непосредственным началом сейчас, последние месяцы. Это что, заговор с целью поиздеваться?! Сознательный, сговор... А может, массовый психоз?
– Восьмой, прием.
– Восьмой, слышу!
– Как дела?
– Эфир пуст, как холодильник опосля гужбана, Шеф!
Восьмой отрапортовал бойко и красиво, как делал это всегда. Он и на собраниях так выступал - громогласно и образно. Не всегда по теме, но никогда - против решений.
Однако - в сложившейся ситуации, - это и было подозрительно...
– Скажите, Восьмой, о чем вы сейчас думаете?
И тут Восьмой впервые за то время, что Шеф его знал, запнулся и начал тянуть словесную резину.
– Я?.. Ну-у-у... это, Шеф... я... да так, ни о чем... как положено, ни о чем не думаю на смене...
– Я не девушка, Восьмой, и в любви мне признаваться не требую, нечего мямлить. Говорите!
– Я думаю, какие глаза у белой обезьяны, Шеф!
– отбарабанил Восьмой, с прежней, обычной для него, бойкостью.
Шефу показалось, что он сходит с ума. Не Восьмой, а он сам, Шеф. И что у него слуховые галлюцинации, как бывало когда-то, на сменах, когда вдруг начинали доноситься из тишины всякие бредовые и странные звуки...
Еще один такой ответ, подумал Шеф, и я запою арию ангела из той новой вражеской оперы, которую недавно выхватили из эфира. А еще два таких ответа, поддакнул внутренний голос, и ты запоешь арию уроженки Магдалы из той же оперы...
– И какие же у нее глаза?
– старательно выговаривая слова, бесстрастным голосом спросил Шеф.
– Красные, - убежденно ответил Восьмой.
– Почему?
– Потому что она альбинос. Все белые - альбиносы.
– Нет!
– в голосе Шефа прорвалась злость, он больше не мог сдерживаться.
– У нее глаза не красные, а голубые! Потому что белая обезьяна это вы, Восьмой!!!
– Как скажете, Шеф!
– закричал Восьмой, и тут же, удивленным и даже, можно сказать, наивным голоском спросил: - А хвост у меня какой?.. добавил. Доконал, то есть.
В горле у Шефа запершило, заклокотало, и он едва выдавил, исторг сипло: - Какой хвост, мать твою так и перетак?!.