Только не отпускай
Шрифт:
– А я тебе говорю, Нинка, я где-то в интернете читала, что ее любовник молодой бросил, вот она к нему и примчалась…
– А может, Янка опять что-то начудила. Не зря ведь Димка тут вчера торчал.
«Любовник? Это у Альбины Таировой любовник? Значит, они и впрямь в разводе?» - Хаотично метались мысли в моей голове. – «И кто такая Янка?»
– Ты не в курсе, что у них случилось?
Я покачала головой и, не удержавшись, спросила:
– А кто такая Яна?
– Так ведь дочь! Непутевая… Вся в мать. Шалашовка. Сына бросит – и по мужикам.
– Сына? – все больше путаясь, нахмурилась я.
– Ну! Димку…
Господи… Так Димка - это внук?! А Альбина, видимо, и
Женщины еще что-то говорили… Про то, как портится нрав Таирова, когда у него проблемы в семье. Как он срывается и орет. Так, что весь офис стонет. И что это они не просто так ему кости моют. А, так сказать, выясняют, к чему готовиться. Ведь, ну, правда… шеф становится совершенно невыносимым в такие моменты. Последняя информация, очевидно, была предназначена исключительно для меня. Чтобы я не подумала, будто им больше заняться нечем, кроме как копаться в грязном белье начальства. А я ничего такого и не думала вовсе. Меня волновало другое. Как теперь работать с ним, после всего, что было… По хорошему счету мне нужно было извиниться. Но пока я даже не могла заставить себя вернуться на рабочее место.
Таиров нашел меня сам.
– Марина…
– Да? – я вскочила, едва не расплескав чай.
– Мне нужны данные из архива, – сбавил он обороты.
– Будьте любезны, как закончите, найдите проект Завальского.
Я сглотнула и послушно кивнула.
13
Ну, зашибись! Не то чтобы я не знал, что мне мои курочки кости моют. Знал. И даже уже перестал обращать на это внимание. Потому что не со зла это все, а, так сказать, из лучших побуждений, искренне переживая за незавидную судьбу начальника. Но то, что они взялись за старое при Марине – выбесило. Я не хотел, чтобы она жалела меня. И тем более не хотел, чтобы стала гадать о том, чем я так плох, что от меня бабы гуляют. У этих баб ведь, мать его, своя женская солидарность и хромающая на обе ноги логика. Они почему-то себе придумали, что если мужик налево ходит – так это он по своей природе такой, блудливый. Зато, если баба блядует – у них ей сразу куча оправданий находится. И один черт виноватым остается мужик. Не так любил, не так трахал, или (мое любимое!) уделял мало внимания. И похер даже, если все, что ты делал… вообще все - для нее! Никого это не волновало. Наверное, мне этого никогда не понять, почему дела меньше болтовни пустой ценятся.
Я вернулся в кабинет, слыша, как за спиной стучат Маринины каблуки. Значит, пошла за мной. Дурочка. Оглянулся. Поймал ее взгляд, который она отвести не успела. И… вновь завелся. Хотя уже думал, все… Успокоился. Взял себя в руки. А вот ведь как – черта с два. Это ж надо было… Надо было подумать, что я… что я ей за эти деньги предъявлять стану. Или расплаты требовать.
– Федор Степанович… - пролепетала она.
– Приготовьте документы! – отрезал, еще не готовый говорить с ней о чем-то важном. И возвращаться к последнему разговору, к которому она хотела вернуться, если, конечно, я правильно расценил волнение, написанное на лице, и её непривычно бегающий взгляд. Определенно, мне нужно было немного больше времени, чтобы все обдумать и для себя решить.
– Да, конечно.
И отвернулась ведь. И к двери пошла. Вновь распрямив плечи. В тот момент я совершенно отчетливо понял, что меня до печенок бесит, когда она так делает! Будто демонстрирует – вот, смотри! Я сама все могу… И со всем сама справлюсь. Мне никто не нужен. Ни ты и ни твои деньги. А я… я нужным хотел быть. Нужным… хоть кому-то. Да, что там… ей. Чтобы она расслабила
Она принесла документы минут через десять. Я ничего не сказал, поблагодарил, и то кивком.
– Федор Степанович…
– Ну, что там?!
– Нет… Ничего. Извините.
Стуча каблуками, Марина посеменила к выходу. А я поднял голову лишь когда она повернулась ко мне спиной. Голодным взглядом облизал изгибы ее фигуры. Спадающие на спину локоны… Как-то так повелось, что у меня не было длинноволосых женщин. Альбинка еще с институтских времен носила модные стрижки, а остальных баб я, по всей видимости, выбирал по ее образу и подобию. И потому теперь я никак не мог избавиться от наваждения и гадал, как это? Намотать на кулак длинные темные пряди, фиксируя… Контролируя. Задавая темп. Чего бы она в этот момент ни делала, хотя, сомнений нет, чему бы я сам отдал предпочтение.
Наваждение! Я резко пододвинул папку и усилием воли заставил себя сосредоточиться на работе. Не знаю, сколько так прошло времени. В действительность меня вернул звонок. Я потянулся рукой к трубке и на секунду замер, когда осознал, кто, наконец, объявился.
– Привет, пап…
– Ну, привет…
– А я тебе по делу звоню.
– Это по какому же?
– Слушай, помнишь тот твой Мерседес раритетный? Можешь одолжить? Клянусь, с ним ничего не случится. Мы даже не будем на нем ездить. Он только в клипе снимем – и все.
Она еще что-то говорила. Но я уже не вслушивался в слова. Лишь в голос дочери, который сейчас звучал сбивчиво и возбужденно. Потому что она была явно под кайфом. И может, даже не в курсе, какой сегодня день. И что она не забрала из школы сына… Отвезти – отвезла, но не забрала…
– Ну, что скажешь?
– Ян, где твой сын?
– При чем здесь он?
– Да так. Я просто спрашиваю. Ты знаешь, где сейчас Димка? С кем? Или тебе вообще плевать?
В висках пульсировало, болело в груди, И это, по всей видимости, означало, что ни черта я не свыкся с дерьмом, которого в моей жизни было с избытком.
– Он в школе, – голос дочки прозвучал неуверенно.
– Нет. Уже дома, Ян. Уже дома… Я его еще вчера из школы забрал, когда ты забыла.
– Ну, а если забрал, то в чем проблема? Я тебе вообще звоню по другому поводу!
– Ага, – я отошел к окну.
– Тебе моя машина нужна.
– Вот именно! Ты не представляешь, какая у меня крутая задумка для этого клипа. Таму понравилась… Он сказал, что я гениальный режиссер, и разрешил снять для него клип.
Ага… Представляю. Буквально вижу ее – волосы всклочены, шальные глаза с расширенными зрачками поблескивают… Сейчас, в стадии эйфории, ей кажется, что весь мир у ее ног, что она гениальна, любима. Но действие порошка скоро закончится, любовник, который оплачивает это все, найдет другую дуру. И тогда придет отрезвление. Ломка. И не останется ничего. Ни денег на дозу, ни любви, ни эйфории. Лишь потребность нюхнуть, отбирающая человеческое достоинство.
– Ну, так что, па? Я заеду за ключами?
– Нет! Не смей… вообще не смей в таком виде… ни дома, ни тем более в офисе. И чтобы Димка тебя не видел. Узнаю, что пойдешь к нему – откручу голову. Не посмотрю, что девка.
– Какого фига… Тебе что, для меня какой-то развалюхи жалко?! Стоит в гараже, а так хоть люди увидят!
Нет, она вообще не понимала. Или делала вид.
– Жалко. Это моя первая тачка, Яна. Я на неё своим горбом зарабатывал. Не хочу, чтобы вокруг нее всякие козлы отирались. Из тех, с которыми ты таскаешься.