Только один год
Шрифт:
– А что я?
– Тебе двадцать один, и ты совсем одинок.
– Не одинок. Я с тобой.
Навал смотрит на меня с жалостью, напоминая, что хоть мы и приятно проводим с ним эти дни, я должен у него кое-что купить, а он – мне продать.
– Жены у тебя нет. А я спорить готов, что ты любил. Да и не один раз, как во всех этих западных фильмах.
– Нет, вообще-то я ни разу не любил. – Навал удивлен, я собираюсь объяснить, что хоть не любил, но влюблялся. И что это совершенно разные
Но я снова осекаюсь. Потому что опять из пустыни Раджастхана попадаю в то парижское кафе. Я как сейчас слышу скепсис Лулу, с которым она отреагировала на мои слова: «Есть огромная разница между тем, чтобы влюбиться, и чтобы полюбить». Я потом намазал «Нутеллу» ей на запястье, вроде как чтобы продемонстрировать, что имею в виду, но на самом деле это был лишь повод попробовать ее на вкус.
Она рассмеялась. Сказала, что разница между «влюбиться» и «полюбить» – надуманная. Похоже, ты просто бабник. Просто признайся себе в этом.
Вспомнив это, я улыбаюсь, хотя Лулу, которая столько всего в тот день поняла обо мне правильно, на этот счет ошиблась. В Израильской армии Яэль была десантником, и однажды она рассказала, что чувствуешь, когда прыгаешь с самолета, несешься в воздухе, со всех сторон ветер, возбуждение, скорость, содержимое желудка подступает к горлу, жесткая посадка. У меня вот то же самое в отношениях с девушками – ветер и возбуждение, желание, свободное падение. И все резко кончается.
Хотя, как ни странно, тот день с Лулу не был похож на падение. Мне казалось, что я, наконец, докуда-то добрался.
Мы с Навалом пьем чай, слушаем музыку, разговариваем о предстоящих в Индии выборах, футбольных чемпионатах. Солнце жжет даже через навес, от жары мы смолкаем. В такое время посетителей не бывает.
У меня звонит телефон, нарушая идиллию. Наверняка Мукеш. Только он мне звонит. Пратик пишет сообщения. Яэль молчит.
– Уиллем, все тип-топ? – интересуется он.
– Все о’кей, – говорю я. Согласно его иерархии, «о’кей» на ступеньку выше «тип-топа».
– Отлично. Не беспокойся, но я звоню сказать, что планы изменились. Отменилась поездка на верблюдах.
– Отменилась? Почему?
– Они заболели.
– Заболели?
– Да, да, рвота, понос, просто ужас.
– А нельзя другой вариант найти? – трехдневная поездка на верблюдах по пустыне – единственная часть путешествия, которую я предвкушал с радостью. И продляя его на неделю, я просил Мукеша ее перенести.
– Я пытался, но следующий тур, на который можно попасть – еще через неделю, тогда ты в следующий понедельник не сможешь вылететь в Дубай.
– Проблемы? – интересуется Навал.
– Поездку на верблюдах отменили. Они заболели.
– Мой брат
– Мукеш, кажется, мой здешний друг может забронировать мне другой тур.
– Нет, нет! Уиллем! Это совершенно неприемлемо. – Его извечно дружелюбный голос становится вдруг резким. Потом, уже мягче, он продолжает: – Я уже купил билет на поезд до Джайпура, сегодня вечером, а завтра ты летишь обратно в Мумбай.
– Сегодня вечером? К чему такая спешка? У меня еще неделя есть. – Я просил Мукеша продлить мою поездку в Раджастхан на неделю, а также купить билет до Амстердама так, чтобы в Мумбае у меня оставалась всего пара дней – это был идеальный расчет, чтобы мне не пришлось общаться перед вылетом с Яэль. – Можно тут еще на несколько дней остаться?
Мукеш цокает языком, в его личном жаргоне это полный антоним «о’кей». Он тараторит что-то насчет графика перелетов, о том, сколько стоит все поменять, грозит, что если я сейчас не вернусь, то застряну в Индии, в общем, мне не остается ничего, кроме как сдаться.
– Хорошо, хорошо. Я вышлю тебе информацию о маршруте по почте.
– Она у меня сейчас плохо работает. Мне пришлось поменять пароль, и последние письма пропали, – говорю я, – видимо, вирус какой-то.
– Да, наверное? Вирус Ягдиша, – говорит он, снова прицокивая. – Заведи себе новый ящик, а я пока пришлю тебе расписание поезда и самолета на телефон.
Я прощаюсь с Мукешем и лезу в рюкзак за кошельком. Отсчитываю три тысячи рупий, это последняя цена Навала. Он мрачнеет.
– Мне придется уехать, – объясняю я. – Сегодня вечером.
Навал достает из-под прилавка толстый квадратный сверток, упакованный в коричневую бумагу.
– Я в первый же день отложил, чтобы никто другой не взял. – Он приподнимает край обертки, показывая мне гобелен. – И кое-что еще положил.
Мы прощаемся. Я желаю ему удачи в семейной жизни.
– Удача мне не нужна; все звездами предначертано. Тебе, я думаю, она скорее пригодится.
Я вспоминаю, что сказала мне Кейт, высаживая в Мериде. «Я бы, Уиллем, пожелала тебе удачи, но, думаю, тебе хватит уже на нее полагаться».
Я и не знаю, кто из них прав.
Я собираю вещи и по послеполуденной жаре тащусь на вокзал. Горы кажутся золотыми, песчаные дюны напоминают водную рябь, и я уже начинаю по ним скучать.
Поезд привезет меня в Джайпур в шесть утра. Самолет до Мумбая в десять. Времени завести новый почтовый ящик у меня не было, а Мукеш не писал, встретят ли меня в аэропорту. Я пишу Пратику. Он последние два дня мне не отвечал. Так что я звоню.
Судя по голосу, он чем-то занят.
– Привет, Пратик, это Уиллем.