Только одна пуля
Шрифт:
— Имя? Фамилия?
— Поль Дешан.
— Профессия?
— Коммивояжер.
Кто я? Как меня зовут? Я забыл об этом. И что наше имя? Нас не спрашивают, когда им нарекают. Я хотел бы стать, скажем, Игорем, а вынужден называться Полем, и кто разберется, где подлинник, где фальшивка.
Божоле, бордо, кальвадос, фрамбуаз, мартини — вот кто я такой. Кабаре, игорные и частные дома, оптом и в розницу — пребываю на дне общества, среди проституток, сутенеров, шулеров. Несмотря на трудности военного времени, торговля идет бойко, я
А пропаду теперь ни за грош.
— Место и год рождения?
— Намюр, провинция Льеж, 1918 год, 10 сентября, — ба, да мне сегодня двадцать пять лет. И на этом жизнь исчерпала себя?
— Семейное положение?
— Убежденный холостяк. Когда меня отпустят, господин инспектор? Меня ждут клиенты.
— Где живут родители?
И об этом я должен забыть. Я нигде не был рожден, нигде не буду похоронен. У меня нет ни жены, ни отца, ни матери, я не видел их никогда.
Кто заплачет обо мне?
— Этот сак принадлежит вам?
— Он мой, вернее, фирмы, которую я представляю.
— Расскажите о его содержимом.
— Слушайте внимательно, господин инспектор:
В любую жару и прохладу Вы будете кьянти рады, В страну расцветающих грез Вас унесет кальвадос.Не правда ли, вполне современно: сочинил для рекламы. И знаете, господин инспектор, до клиента доходит.
— Здесь не балаган, отвечайте на вопрос, сколько бутылок в вашем саке?
— Восемь. Кстати, они довольно тяжелые. Так что не думайте, что это легкая работа.
— Что в большой бутылке? Оранжад?
Лишь бы он не раскупорил. Дикая глупость: прятать золото среди меди. На этом я и попадусь. А после скажут: «Как? Вы не знаете, чем закончилась вторая мировая война? Ее проиграл этот простак с Потылихи, называющий себя Полем Дешаном. Впрочем, он предпочел погибнуть безымянным, и если бы не случайная находка на старых пыльных полках, мир до сих пор оставался бы лишенным этой волнующей информации».
— Оранжад тоже принадлежит вашей фирме?
— Это моя бутылка, господин инспектор. Сейчас так жарко. Должен я что-нибудь выпить — хоть иногда. Если вам угодно, можете попробовать. Открывалку я всегда держу при себе, это, так сказать, мое личное оружие.
— Распишитесь вот здесь.
— В чем я должен расписаться? Это протокол?
— Подписка о невыезде. Вы не имеете права покидать Брюссель. Три раза в неделю отмечаться в комиссариате.
— А мой сак? Я не могу идти без сака.
— Вещи останутся здесь для проверки. Забирайте свой оранжад, если вы без него обойтись не можете, и шагом марш отсюда. Советую меньше шататься по ночным кабаре.
— Спасибо, господин инспектор. До свидания, господин инспектор, а еще лучше: прощайте.
Нет, по мне еще рано плакать. Я еще поживу на этом
Он стоял на углу рю Петит, пытаясь сообразить, где выбросил его из своего нутра безглазый и тряский ящик тюремного фургона. Это был угрюмый район, где рядом с законом уверенно соседствовало его нарушение, упрятавшееся в узкие сдавленные дома прямо против комиссариата и прикрытое лишь кисейными занавесками. Окна притонов глядели на тюремные решетки — они не могли существовать друг без друга. Нарушение содержало закон и само процветало за счет его близорукости.
День начинался с явной задержкой против расписания, о чем свидетельствовал поезд, с натугой вползающий на виадук. Распахнулось окно, окатывая ищущим похмелья взором пустынную улицу.
Войны не было. Только что война была, прокатилась по нему лязгающей гусеницей и обернулась мирным грузовиком, дрессированно заворачивающим за угол, лишь бидоны с молоком лязгнули.
Что же я стою как дурак с бутылкой оранжада в руках? Меня же за километр видать с этой бутылкой, надо ее прикрыть покровом привычности.
Итак, купить новый сак — это первое.
Меня ждет Эжен — два. Он заждался и волнуется.
Не мешало бы побриться после вонючей ночи, проведенной под охраной закона, — три.
Нет ли за мной хвоста? — четыре. И на этом все сначала: нет ли за мной хвоста — это первое и самое главное.
Он пошел под виадук, прорываясь сквозь камень к центру города в надежде затеряться там в толчее. Говорливый парикмахер в обмен на его щетину выложил ворох новостей местного и всемирного значения. В городе участились облавы, предсказывают новые. Англоамериканцы высадились в Италии и взяли Салерно, а немцы оккупировали Италию, как вы думаете, что это значит?
Это значит, что он должен торопиться. В магазине он выбрал сак, пестрый и безвкусный до рвоты. Внимание — безвкусица, как жена Цезаря, выше подозрений.
Теперь оранжад прикрыт достойными одеждами и не мозолит глаза. А в дополнение к нему дне бутылки мартини и одна кальвадоса — специальный набор для ротозеев.
По рельсам скудной своей судьбы катил трамвай. Размахивая отяжелевшим саком, он вскочил на ходу, проехал два поворота.
Хвоста не было. Это означало, что вчера он попал в заурядную облаву, которая чешет под гребенку, потому и сумел отделаться семью бутылками горячительных напитков.
Сак привычно оттягивал руку. Позади четыре границы, сотни километров, посты, проверки. Впереди — завершающая встреча, за вторым углом, и я стану победителем в моей войне.