Только по любви

Блейк Дженнифер

— Ты можешь, — сказала она, задыхаясь, когда он наконец остановился, чтобы вдохнуть, — сделать и то и другое одновременно.

— Что и то и другое? — спросил он в хриплом потрясении, наклоняя голову, чтобы лизнуть изгибы ее груди, затем втянуть теплую и нежную твердость соска в рот.

— Трахнуть и поцеловать меня, поцеловать и трахнуть меня. — Она позволила себе поддаться, сжимая его шею, которую она обхватила руками, пока он был занят везде, увлекая его за собой, когда она упала назад на матрац, наполненный соломой, притягивая его между своих бедер.

Как он мог противиться такому приглашению? Это было эгоистично, он знал, но она была так открыта,

ее суть такой влажной и горячей, что углубиться в нее казалось таким же естественным, как дышать. Он громко застонал от тугого совершенства слияния, блаженства зарываться в ее пульсирующие глубины. Он наслаждался этим долгие моменты, пока потребность двигаться, увеличить давление, трение стала слишком сильной, чтобы сопротивляться. Тогда он ворвался в нее, заполняя ее, растягивая, чтобы подогнать под себя, придавая ей такую форму, которая соответствовала самому жгучему его желанию. И это был неистовый триумф, безумное удовольствие, самое душераздирающее и радостное овладение.

На его пике он шептал сотни слов в душистую массу ее волос, среди них были и слова признания в любви, но его сердце билось так тяжело, что он не мог сказать, проговорил ли он их вслух, не мог знать, услышала ли она их из-за неистового экстаза.

Позже он скатился с нее, затем прижал к себе, расположив ее тело в изгибе своего, повернув так, чтобы ее бедра плотно прилегали к его паху. Ощущение было таким удовлетворяющим, что он глубоко вздохнул и сразу же заснул.

Он проснулся от стука копыт по дороге. Всадники выехали из дома поздно, подумал он. Судя по скорости их езды, они ехали из Вестминстера по делам короля, который был с королевой и своим сыном в Винчестере.

Бедный Генрих, его всегда будут беспокоить по вопросам управления королевством. Было невероятно, чтобы он когда-нибудь наслаждался пробуждением с теплой женой, устроенной так соблазнительно и удобно рядом с ним. Мягко нащупывая, Рэнд обхватил грудь жены рукой, воспользовавшись большим пальцем, чтобы возбудить ее прикосновением. Изабель что-то пробормотала во сне, прижавшись к нему. Это было то приглашение, которое ему было нужно.

Задолго до первого проблеска рассвета они снова были в пути. Это Рэнд разбудил их всех. Он проснулся охваченный нетерпением прыгнуть на коня, оставить мили за собой и поклониться королеве Генриха. Он догадывался, что она хотела узнать. Хоть она и родилась принцессой, а сейчас стала королевой, она была прежде всего женщиной. Он еще не знал, как ответит ей, но хотел, чтобы допросы остались позади. Только когда это закончится, он сможет взять свою жизнь под контроль и направить ее в том направлении, в котором хотел идти.

Они скакали весь день и до раннего вечера, останавливаясь только для того, чтобы отдохнуть или сменить лошадей. Дни становились короче, приближался сентябрь, поэтому к тому времени, как показались предместья Винчестера, уже наступила темнота. В городе было тихо, только лаяли собаки, потревоженные их приездом. Стук подков их лошадей по булыжникам отдавался эхом от стен зданий. Рэнду показалось, что эхо доносилось и сзади, но отнес это явление на счет усталости и воображения вследствие недосыпания.

То и дело он проскальзывал в мягкость между нежными бедрами жены, утоляя ненасытную жажду утешения, которое находил там. Она не протестовала, казалось, наслаждалась природным трением почти так же, как и он. Но бледно-лиловые тени появились под ее глазами, когда наступило утро, и сейчас она казалась наполовину спящей в седле.

Стены дворца замаячили впереди них. Хотя ребенок Генриха

был рожден в приорате Винчестерского аббатства, Рэнд не думал, что королева оставалась там. В течение сорока дней после рождения ребенка она не будет исполнять свои публичные обязанности, а затем вернется к ним только после благословения церкви. Матери с ребенком значительно удобнее находиться во дворце, чем в приорате. Рэнд послал командира королевской стражи сообщить камергеру королевы об их прибытии. Он не ожидал, что его примут; по правде говоря, он не был уверен, что они увидят королеву в течение нескольких дней. Она, должно быть, родила только неделю назад или даже меньше.

Они еще не выбрали таверну для проживания в городе, когда посланник принес известие о том, что королева будет рада принять их сразу же.

Их встретил камергер королевы и попросил, чтобы они следовали за ним. Елизавета Йоркская ждала их в своей комнате.

Рэнд обменялся взглядом с Изабель, которая только покачала головой.

— Возможно, — сказал он так тихо, что только она могла слышать, — она предпочитает покончить с этим до того, как Генрих узнает, что ей потребовалось доказательство моего освобождения.

— Или узнает больше от тебя о мадемуазель Жюльет в его отсутствие, — согласилась Изабель.

Они оба ошибались. Елизавета Йоркская была не одна, когда они с Изабель, оставив Дэвида, Гвинн и королевскую охрану за воротами дворца, посетили Елизавету в ее комнате. С ней был новорожденный сын, спящий в большой, богато украшенной королевской колыбели. Рядом с сыном и наследником Генриха лежала маленькая девочка исключительной красоты, маленькая

Маделин, меньше двух месяцев отроду. Колыбель находилась рядом с креслом, похожим на трон, на котором сидела королева. Недалеко стояла молодая женщина в чепце и фартуке, несомненно, няня обоих детей. И за королевой, богато одетый в бургундскую парчу гранатового цвета, вышитую золотой нитью, стоял Его Величество, Генрих VII.

Рэнд услышал быстрый вдох Изабель, когда она остановилась рядом с ним и сделала глубокий реверанс. Осознавая, что он может быть в апартаментах королевы без разрешения своего короля, он встал на одно колено и склонил голову.

— Рад вас видеть, сэр Рэнд и леди Изабель, — сказал король сухим тоном. — Вы не ожидали увидеть нас?

— Я думал… то есть мы ожидали аудиенции с королевой, — ответил Рэнд.

— Которая у вас будет, хотя она пригласила нас присоединиться к ней ради такого случая. Можем мы сказать, как мы рады видеть вас снова на свободе?

— Спасибо, сир.

— Тогда встаньте, чтобы мы могли выразить наше сожаление по поводу времени, проведенного вами в Тауэре. Мы думали защитить нашу королеву, вы понимаете, но научились ценить силу ее проницательности, ее мудрость прийти к нам с ее сведениями или ее щедрое освобождение от наказания. Это заставляет… — Король замолчал, когда дверь, через которую они заходили, с треском распахнулась.

Громадная фигура ворвалась в комнату. Свет от масляных ламп, горящих на треугольных подставках, осветил эмблему медведя, украшающую плащ, и заблестел вспышкой серебристо-голубого цвета на клинке, который он поднял, как меч палача, высоко над его головой [11] .

11

В средневековой Англии казнь посредством обезглавливания часто проводилась с помощью меча, а не топора.