Только позови
Шрифт:
— Понимаю, сэр, но есть и другие способы. Вы могли бы, например, разжаловать его в рядовые.
Стивенс поставил пустой бокал на стойку. Уинч тут же сделал знак бармену-военнослужащему подать еще. Полковник приподнял руку и отрицательно помотал головой. Уинч тем не менее кивнул бармену: давай, мол, неси.
— Охотник найдется, если вы не хотите, сэр.
— Вы-то сами не употребляете?
— Нет, сэр, не могу, — сказал Уинч, расплывшись. — Врачи запретили. В таких случаях обычно говорят: не тянет. Не верьте. Тянет, еще как тянет!
Старик негромко фыркнул.
Бармен принес бокал, но Уинч отступил
— Я не задерживаю вас, сэр? Мне не хотелось бы отвлекать вас. — Уинч врал без зазрения совести.
— Нет, нет, продолжайте, — сказал полковник. — Я готов выслушать ваши доводы.
— Особых доводов и нет. Я просто думал, что вы можете разжаловать его — и дело с концом. Он — сержант, я сам его представлял. Был у меня ротным писарем… Пока батальонный не увел его и не сделал своим сержантом по связи. — Уинч осклабился и не то чтобы подмигнул полковнику, но едва заметно сощурил на миг глаз так, чтобы не понять, подмигивает он или нет. — Как раз за несколько дней до того, как его ранило. Батальонный даже не успел повысить его.
— Боюсь, что у меня нет такого права, — неуверенно произнес полковник. — Я не командир части, а начальник госпиталя. Раненые в моем подчинении временно. Надо обращаться в Вашингтон.
— И все-таки это лучше, чем военный суд, сэр.
— Да, пожалуй, — согласился Стивенс с улыбкой. — Но в чем идея? Я что-то не улавливаю идеи, мистер Уинч.
— Нет у меня идеи, сэр. Просто хочется спасти парня. — Уинч помолчал, рассматривая свой бокал с грейпфрутовым соком и кубиками льда. — По правде говоря, несколько странно, что первый лейтенант, который был втянут в драку, не счел нужным предъявить обвинение.
Стивенс пристально смотрел на него.
— И в самом деле, странно, вы правы. Он действительно ничего не предпринял. М-да…
— Вы его не вызывали, сэр?
— Что? А-а, нет, не вызывал. Пожалуй, надо это сделать.
Уинч выпил до дна набивший оскомину сок и, поставив бокал, сказал, глубокомысленно уставившись в одну точку:
— При сложившихся обстоятельствах… это вы неплохо надумали, сэр.
На том они и покончили. Уинч в точности знал, когда надо закрыть тему. Полковник сам пообещал, что завтра же поговорит с лейтенантом. Потом сказал с хитроватой усмешкой:
— Знаете что, Март? Я хотел бы иметь такого командира, как вы. Одно время у меня был такой.
— Благодарю вас, сэр. Это очень великодушно с вашей стороны, — сказал Уинч и, по крохам собрав все свое смирение, которым в их глазах должны обладать такие, как он, вложил его в обаятельнейшую и почтительнейшую улыбку. Единственное, о чем он подумал в этот момент, — как бы поскорее выкатиться отсюда к чертям собачьим.
— Вы никогда не пробовали получить офицерское звание? — поинтересовался полковник.
— Нет, сэр, не пробовал. А сейчас, наверно, здоровье не позволит, — сказал он бодро. — Ну, получу второго лейтенанта, и будут меня шпынять кому не лень. А сейчас я шпыняю.
Стивенс засмеялся.
— Пожалуй, вы правы.
— Я тоже так думаю. — Уинч старательно держал лучезарную улыбку.
Выйдя из клуба, он побрел под моросящим зимним дождичком к своему малолитражному «доджу», затерявшемуся посреди большой заасфальтированной стоянки, только что разбитой у клуба. Он
Идя к машине, он с удовольствием подставил лицо дождю, но внутри машины было промозгло и зябко, и он поежился от холода, хотя на нем была теплая офицерская куртка от портного за сто пятьдесят долларов, а на голове — пилотка, которая теперь была положена по уставу. Уинч с сожалением вспомнил о довоенных походных панамах с полями, такая очень пригодилась бы в дождливую погоду. Куртка была в меру длинная и, конечно же, модного зеленого цвета. «Додж» через своих знакомых устроил ему Джек Александер, в Люксоре он держал скромную, но приличную квартирку тоже благодаря старому махинатору, и скоро туда придет Кэрол Файербоу. Нечего тратиться на дерьмовую гостиничную роскошь, бурчал Джек Александер, денежки надо откладывать. Иначе разве поднимешь какое дело?
Уинч включил зажигание, печку и поехал к себе. В комнатке он сразу же выпил два стакана белого вина, остававшегося в бутылке, и, не раздеваясь, скинув только куртку, лег на кровать и моментально уснул.
Его разбудил резкий телефонный звонок. В голове у него все перепуталось: ему показалось, что звонит полевой телефон, что его вызывает с батальонного КП подполковник Беккер. Он залег со своей ротой на открытой местности, и по ним били вражеские минометы. За коим дьяволом он понадобился батальонному, чем тот им поможет? С КП рота даже не просматривается. Уинч видел, как впереди и позади лопаются мины. Он привстал на одно колено и, махая рукой, надрывно вопил и матюгался: «Выводи людей отсюда, мать твою так! Быстрее, быстрее! Ослеп, что ли? В вилку берут. Выводи!» Уинч стиснул зубы, чтобы не закричать, и, спустив ноги с кровати, огорошено глядел на обыкновенный телефон на тумбочке как на что-то непонятное и чужое, но видел залегшую, зарывшуюся в грязь роту и бойцов — они оглядывались и испуганно ворочали белками глаз, ожидая от него подмоги.
Кашлянув, чтобы не сипело в горле, Уинч взял трубку и отозвался. Это был Джек Александер.
Уинч все-таки не закричал, совершенно точно не закричал. Раз он сдержался и не закричал, раз эти слова не вырвались у него, он не выдал себя, раз он никому не скажет об этом и никто ничего не узнает — значит, все будет в норме, абсолютно в норме, уверял себя Уинч.
— Ну? — спросил он отрывисто, резче, чем хотел.
— Чего на людей кидаешься? — прохрипел голос. — Звоню, чтобы поздравить. Не знаю, что ты там наплел Старику, но он купился.
— Вытянул из него обещание поговорить с тем лейтенантом. Только и всего.
— Да, знаю, но я не о Лэндерсе — о тебе. Звонит мне домой — мы с ним все время на проводе, — прямо заливается. — Голос Александера звучал суховато. — Такого парня поискать, говорит.
— О себе я не говорил, — возразил Уинч.
— Само собой, я не стал его разуверять, — неуклюже подначивая, проскрипел голос.
Уинч едва сдерживался.
— Молодец, что не продал. Ценю.