Только про любовь
Шрифт:
Но даже Катринка не ожидала, что Томаш так обрадуется этой новости. Мысль, что он станет отцом, восхищала его. Не помня собственного отца, он загорелся желанием дать своему ребенку все, чего был лишен сам. Он и Жужка немедленно поженились. Ее учеба в университете зависела от ее занятий спортом, но Томаш боялся, что это может повредить ребенку, и настоял на том, чтобы она все бросила. Хотя Жужке и хотелось попользоваться еще своими привилегиями, она подчинилась Томашу. Она ушла из команды и из университета, получив временную работу на студии «Баррандов» не без помощи Мирека Бартоша.
Даже
– Ничего, – доложил Мирек. Циммерман ответил, что не может дать ему информацию, которой добивается Катринка.
– А ты не хочешь знать? – спокойно спросила она, как будто вопрос этот был подсказан любопытством, а не возмущением.
Бартош глубоко вздохнул и ответил:
– Циммерман прав, Катринка. Нужно забыть все, что случилось, и продолжать жить дальше.
– Я и продолжаю жить. Но забыть? Ты не знаешь, как я хотела бы забыть. – Она встала, чтобы уйти. Он взял ее за руку и удержал на мгновение.
– Ты ненавидишь меня?
Вопрос поразил ее.
– Нет, конечно.
– Тогда почему ты не хочешь меня видеть? – спросил он с надеждой.
– Мне было бы слишком больно, – ответила она, – как будто ты не понимаешь этого.
Он провожал ее глазами, сожалея не о потере любви, а об утрате того волнения, которое принесла Катринка в его жизнь. Ее энергия и энтузиазм заражали его. С ней он чувствовал себя не столько молодым, сколько полным надежд, человеком, который не использовал все шансы, не исчерпал еще все возможности. Рядом с ней он верил, что может многое: оставить жену, начать все заново, снимать фильмы, столь же глубокие, что и ленты Формана или Менцеля, но технически более совершенные. Все так говорили, все друзья, и он был убежден в этом.
Слава Богу, он вовремя понял, что то, что предлагает Катринка, это иллюзия. Сейчас он мог бы остаться без работы, как многие его коллеги, или сидеть в тюрьме. Действительно, слава Богу. Но вместе с облегчением возникло и темное чувство отчаяния. Жизнь не приносила ему удовольствия. Его молодая любовница, молодая актриса возраста Катринки, уже наскучила ему. Мысль о новом фильме вызывала не волнение, а чувство невыразимой усталости.
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уехать из Чехословакии? – спросила Катринка Томаша, когда Жужка унесла Мартина. Они сидели за бутылкой моравского вина и наслаждались спокойным вечером. Комната, где они беседовали, была маленькая, как, впрочем, и вся квартира, куда Жужка и Томаш переехали несколько недель назад. Из нее еще не выветрился, несмотря на все усилия Жужки, слабый запах затхлости. Мебель была подержанная, но уютная. Это было все, что они могли себе позволить. Коллекция голливудских афиш Томаша была перевезена сюда из Свитова и развешана по стенам, оклеенным зелеными обоями. Афиши фильмов «Любовные приключения блондинки»
Томаш глубоко затянулся и ответил:
– Конечно. Думаю об этом все время. Но… – Он пожал плечами. – Мне здесь тяжело, а на Западе будет еще тяжелее. У меня ни кредита, ни репутации, ничего, только диплом заведения, о котором они, может быть, даже и не слышали. Мне придется мыть тарелки или водить такси. Здесь, по крайней мере, я работаю на киностудии; пусть я не снимаю самостоятельно, но я работаю на съемочной площадке.
Бартош начал съемки нового фильма, Томаш был его помощником. Работа, может быть, и не ахти какая, но лучше, чем ничего.
– По крайней мере, я учусь. Каждый день что-то новое. Нельзя находиться на съемочной площадке и ничему не научиться.
– Мне это удалось, – засмеялась Катринка.
– Тебе было неинтересно, – согласился Томаш, который был рад, что она смогла вспоминать те дни без боли. – По крайней мере, тебя не интересовал процесс съемки фильма.
– А может, на Западе не так уж и страшно. Ведь сколько режиссеров из Европы уехали в Голливуд и добились там успеха..
– Корда, фон Гтернберг, Уайлдер?
– Да, да, – взволнованно сказала Катринка. – И другие. Ты же сам рассказывал мне, как они уехали туда.
– У них была репутация. Как сейчас у Формана и Пассара.
– Ты не должен быть пессимистом, – раздражалась Катринка. – Ты ничего не добьешься, если не будешь пытаться.
– У меня есть жена, о которой я должен заботиться. И ребенок. Я не могу ездить по всему миру в поисках призрачного успеха.
Катринка вздохнула:
– Конечно, не можешь. О чем я только думаю?
– Может быть, ты попробуешь? – спросил ее Томаш, наливая в бокалы вина.
– Может быть, – согласилась Катринка через мгновение.
– Тебя здесь больше ничто не держит.
– Да. Ничто. – Бабушка и дедушка умерли. Гонза в начале 1970 года, Дана несколькими месяцами позже. Они были похоронены рядом с ее родителями на лесном кладбище высоко в горах над Свитовом. Теперь Катринка ездила домой только для того, чтобы положить цветы на плиту из черного мрамора на семейной могиле.
– Только Олимпийские игры следующей зимой, – добавила она. Она напряженно тренировалась эти три года. С ней никто не мог сравниться в женской команде Чехословакии, кроме Илоны Лукански. Катринка была уверена, что войдет в состав команды, если не произойдет чего-нибудь непредвиденного – например, переломов ноги во время летних тренировок. Ужаснувшись этой мысли, она постучала три раза по деревянному столу.
– Что? – не понял Томаш.
– Я хочу победить.
– Ты и победишь. – Он знал, что ее шансы невелики. Катание на горных лыжах – это дорогой вид спорта. Из-за нехватки средств Чехословакия не так часто, как другие страны, участвовала в международных соревнованиях. Это отражалось на мастерстве чешских спортсменов. Тем не менее, если Катринка задавалась целью, она обязательно достигала ее. Если уж она решила выиграть олимпийскую медаль, Томаш был готов держать пари на все свои сбережения, что она непременно добьется этого.