Только про любовь
Шрифт:
– Я никогда не забуду прошлого, доктор Циммерман. Я не прощаюсь, – сказала она ему твердо, вставая и направляясь к двери.
Поглаживая пальцем кончики усов, Циммерман смотрел, как она выходила, восхищался ее стройной фигурой, красивым изгибом ее бедер. Какая жалость, подумал он, что эта очень красивая женщина стала его врагом. Он вызвал Эрику, которая мгновенно появилась в дверях.
– В будущем не пускайте ее ко мне, – приказал он.
– Хорошо, доктор, – согласилась Эрика. Ее любовь к Катринке ничуть не угрожала ее чувствам к Клаусу Циммерману. Она любила его и доверяла ему, считая, что им двигало искреннее желание помочь девушкам, попавшим в беду.
– Вы имеете влияние на нее? Убедите ее трезво оцепить ситуацию.
– Она
– Я не хочу, чтобы она меня беспокоила.
– Я уверена, что теперь она понимает, что ничего нельзя поделать.
– Надеюсь. – Что касается таких женщин, как Катринка, то ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Именно поэтому он предпочитал женщин, похожих на Эрику. Он с удовольствием посмотрел на ее льняные шелковистые волосы, крупный рот, роскошные формы и вспомнил, что прошла уже неделя с тех пор, как они последний раз занимались любовью.
– Она долго еще собирается жить у тебя? Ты же понимаешь, что это неудобно.
Эрика улыбнулась:
– Еще несколько недель, пока она не накопит достаточно денег, чтобы снять квартиру.
Циммерман кивнул, не слыша ответа.
– Ты можешь сегодня задержаться на работе? – спросил он.
– Да.
– Хорошо. – Он улыбнулся. К счастью, в его кабинете был широкий и удобный диван.
Хотя Эрика предлагала Катринке пожить у нее, сколько она захочет, Катринка, скопив немного денег, начала подыскивать себе квартиру. Ей понравилась квартира на Франц-Йозефштрассе, в Швабирнге, недалеко от дома Франты. Квартира была достаточно дешевая, чтобы Катринка, работая моделью и горничной в отеле, смогла расплатиться за нее. Эта крошечная двухкомнатная квартира в старом доме, отремонтированном после войны, была первой собственной квартирой Катринки. Эрика дала ей для начала кастрюли, сковородки и фарфоровую посуду. Катринка сразу же купила удобную кровать и торшер. Все остальное она покупала постепенно, выискивая в комиссионных магазинах недорогие, но хорошие вещи, приводила их в порядок, полировала, перетягивала шелк на стульях. Иногда, натягивая ткань на раму, она вспоминала вышивки по канве Милены, и слезы наполняли ее глаза.
Вскоре распорядок дня Катринки стал таким же напряженным, как и в Чехословакии. Она работала по вечерам в отеле, днем моделью, если ее приглашали, снималась для журналов. В свободное время она приводила в порядок квартиру, но больше всего времени Катринка посвящала поискам сына. Чтобы получить какие-то сведения, она установила отношения с людьми, которые работали в то время в клинике. Но ей ничего не удалось узнать, потому что все боялись Циммермана и не желали разговаривать о своей работе. Когда эта попытка закончилась неудачей, она объездила все муниципалитеты Мюнхена, стараясь отыскать сведения об усыновлении ребенка. Каждый раз она возвращалась уставшая, временами она была близка к отчаянию, но все-таки не теряла надежду. Всегда был шанс, что где-нибудь она найдет то, что ищет.
Свободные вечера Катринка проводила с Эрикой, обычно в опере, или с Франтой и его друзьями, эмигрантами из Чехословакии или работниками завода «Порш», девушками и юношами, любившими поесть и потанцевать.
Франта стал лучшим другом Катринки. У них были общие корни, воспоминания о доме, любовь к чешской еде. Они нравились друг другу, и им было весело вместе. Они любили развлекаться, танцевать. Они любили песни «Битлз» и «Роллинг Стоунз» и распевали их во всю силу своих легких за городом, куда частенько ездили на машине Франта. Они любили кататься на лыжах, и когда это было возможно, отправлялись на выходные в Инсбрук или Сент-Антон. Различались они только в одном: Катринка любила оперу, а Франта – машины.
Проходили месяцы, их близость росла, и время от времени они сами удивлялись, почему они еще не любовники. Но на то были причины. Катринка старалась устроить свою жизнь и найти сына, ее пока не интересовали
Вскоре Катринка быстро получила должность администратора на этаже. Она отвечала за скатерти и полотенца, проверяла комнаты после уборки, следила, чтобы вовремя производился ремонт. Хотя Катринка была далека от прекрасных магазинов и элегантных ресторанов, но, проходя через кухню, прачечную, мастерские и другие бесчисленные подсобные помещения гостиницы, она начинала понимать, какое обслуживание может и должен обеспечить шикарный отель.
Работая моделью, Катринка имела успех, и поскольку было тяжело одновременно работать в отеле, она через пятнадцать месяцев после приезда в Мюнхен ушла оттуда. Теперь она зарабатывала до двухсот долларов, участвуя в показах, зарплата в отеле была ниже.
Работать манекенщицей было так же трудно, как убирать комнаты в отеле. Снимаясь для журналов, Катринка буквально плавилась, демонстрируя летом меха, и замерзала в бассейне зимой, рекламируя купальные костюмы. Много времени занимали репетиции, макияж. Во время показов она беспрерывно меняла одежды, переодеваясь с головы до ног, боясь испортить прическу или размазать помаду, а потом танцующей походкой прогуливалась по подиуму. Но еще более утомительными были показы одежды для покупателей, которые съезжались со всей Европы в Мюнхен в поисках новых дизайнерских идей. Здесь, помимо того, что она переодевалась каждые несколько минут, она целый день должна была выглядеть свежей и красивой, заставляя не слишком удачные вещи выглядеть потрясающе. Иногда у нее не было сил даже на то, чтобы поесть, она приходила домой, с трудом раздевалась, падала на кровать и засыпала, не смыв даже косметику.
Как-то утром в марте 1973 года ей позвонил Мирек Бартош. Он был в Мюнхене и предложил ей встретиться в кафе «Экстраблатт». В первый момент Катринка – еще не до конца проснувшаяся и растерявшаяся от его внезапного звонка – хотела сказать «нет», но только в первый момент. Мирек был связан с воспоминаниями о доме, юности, с прошлым, хотя он и был тем человеком, который все это разрушил. Но она не готова была порвать с ним окончательно. У нее так мало осталось.
Он привез с собой альбом фотографий, который Томаш успел вывезти из ее комнаты в Праге, а еще фотографию Гавличеков, на которой был и маленький Мартин. Он сильно вырос с тех пор, как Катринка видела его в последний раз. Бартош привез также письмо от Жужки, полное новостей.
– Мы могли бы быть в Париже, – прошептал Мирек, оглядывая кафе. – Как я хотел бы быть в Париже.
С тобой, подумал он, но вслух ничего не сказал.
Хотя Катринка и боялась встречи с Миреком, но была рада, что приняла приглашение на обед. Он был так же весел и очарователен, как обычно, так же умен и интересен. Он совсем не изменился. Зато изменилась она. Она уже не была молодой, впечатлительной девочкой, и его эгоизм не казался ей уверенностью в себе, а его успех – талантом. Она больше не любила его, даже чуть-чуть, хотя испугалась, когда он предложил ей провести с ним ночь, но отказалась.
– Я не попрошу об этом больше, – грустно сказал он ей, заключив ее в свои уютные объятия. – Удачи тебе, – прошептал он, поцеловав ее в обе щеки на прощание.
Двумя неделями позже Франта устраивал у себя вечеринку. Собрались старые друзья Франты и новые друзья Катринки – служащие отеля, дизайнеры, манекенщицы. Этот вечер напомнил Катринке те пирушки, которые она устраивала с друзьями из лыжной команды. Были съедены горы гуляша и все приготовленные Катринкой калачики. Выпито бесчисленное количество бутылок пива и вина. В углах обнимались парочки. Катринка играла на гитаре, а Франта на балалайке, все остальные пели. Потом все танцевали под современную музыку и старинные польки.