Только сумасшедшие женятся
Шрифт:
Шелдон Пибоди и несколько высокопоставленных Кутил вместе сидели под желто-белым полосатым пологом на возвышении в дальнем конце зала. Хотя он и притворялся, что их не замечает, Ксавьер полностью был осведомлен насчет частых взглядов Шелдона, посылаемых последним Летти, которая явно безмерно веселилась.
Ксавьер должен был признать, что его леди восхитительно смотрелась в своем изумительном платье и с тонкой золотой сеточкой на волосах. Небольшой металлический ободок, что держался на ее голове наподобие изящной короны, придавал ей царственный вид. Это
Сегодня вечером в ней было пленительное загадочное очарование, что заставляло его хотеть притянуть ее поближе и защитить от распутного взгляда Пибоди. Ксавьер пил вино и праздно удивлялся, как много средневековых дам пришли на пир, надев очки.
— Что-то не так? — требовательно спросила Летти, понизив голос. Она стрельнула в него косым взглядом, когда он сузил глаза поверх бокала с вином.
— Вы не одобряете бургундское, сэр Ксавьер?
— Это не подлинное бургундское. Это дешевое красное калифорнийское.
— Ну, надо же, какое для тебя разочарование. Но, кажется, ты держишься мужественно под гнетом необходимости пить дешевое вино.
— Да уж.
Ксавьер бросил взгляд на странное убранство ее волос.
— Чему это ты улыбаешься? — спросила раздраженно Летти, расправляясь с овощами.
— Я вот думаю, что ты сделала со своими волосами. Выглядят, будто ты надела муфту для ушей.
Ксавьер продолжил изучение густых каштановых колец, которые проглядывали внутри золотой сетки.
— Да если хочешь знать, этот стиль был наивысшим писком моды в позднем средневековье.
— Правда? А что было низшим?
— Гульфик, — проинформировала она его со злорадным удовольствием. — Он вошел в моду в конце средневекового периода и по-настоящему расцвел, можно сказать, в эпоху ренессанса. Скажи спасибо, что твой костюм из четырнадцатого столетия. Если бы он был из пятнадцатого, возможно, тебя обязали бы надеть один из таких, а я тебя не могу представить в гульфике.
Ксавьер размышлял, не дразнит ли она его. Если да, то это хороший знак.
— Ты думаешь, что я должным образом не смогу заполнить его? — спросил он вежливо.
— Никто фактически не заполнял гульфик, — сладко произнесла Летти. — По крайней мере, не с помощью естественного дара. Мужчины набивали их ватой или чем-нибудь подобным.
Ксавьер усмехнулся.
— Догадываюсь, что это похоже на подкладывание каких-нибудь тряпок в ваши лифчики.
Он был вознагражден спешно подавленной усмешкой со стороны Летти.
— Не возражаешь, если я попрошу передать эти бобы? — продолжил он. — Похоже, я должен есть их ложкой. Ты заметила, что на столах нет ни одной вилки?
— Вилки не были распространенны в средние века, — пояснила Летти. — Люди пользовались ложками, ножами и собственными пальцами. По крайней мере, у нас настоящие тарелки. В старые времена использовали
— Местный департамент здравоохранения, вероятно, подрезал им крылья, когда Кутилы обратились за разрешением бросать пищу и завести собак в публичном ресторане. Нам следует быть признательными. Я сомневаюсь, является ли подлинной большая часть здешней еды.
— Ну, здесь нет никакой нашпигованной головы вепря или жареного павлина, но в остальном большая часть выглядела бы уместной на средневековом обеде. Основное отличие между тем, что мы едим сейчас, и тем, что ели тогда — это наличие консервирования и бытовой техники для приготовления.
— Я предполагаю, они были слегка ограничены в выборе холодильников и морозильников.
— Верно. Но они преуспели в стряпне по части густых насыщенных соусов и подливок, чтобы покрывать оставшуюся от предыдущей трапезы пищу и освежать ее. И у них были все сорта экзотических специй, некоторые даже с Дальнего Востока. Они повседневно готовили с имбирем, гвоздикой и корицей. Некоторые из рецептов невероятно сложны. — Летти сделала паузу и радостно улыбнулась. — О, взгляните. Сейчас будут развлечения.
Ксавьер посмотрел вверх и увидел компанию жонглеров, одетых в зеленые и оранжевые костюмы с причудливыми остроконечными шапками. Они встали в середине между столами. Толпа взревела при их появлении, когда артисты стали бросать вверх шарики, окрашенные в неяркие тона.
— Ксавьер, ты действительно собираешься остаться здесь на все четыре дня? — спросила напрямик Летти, следя глазами за жонглерами.
Он созерцал ее профиль, стараясь догадаться, о чем она думает.
— Если это займет столько времени.
Она повернула голову, глаза ее вспыхнули за линзами небольших очков.
— Если это займет столько времени для чего? Чего ты хочешь добиться? Я не собираюсь менять свое решение, знаешь ли.
Он вздохнул и откинулся на стуле, засунув большие пальцы за низко висящий пояс.
— Летти, два дня назад ты еще была влюблена в меня, — осторожно напомнил он. — Не думаю, что что-то изменилось. Ты только чувствуешь небольшое беспокойство. Ты это преодолеешь.
— Это не случай предсвадебной лихорадки, Ксавьер Августин. Я разгневана и обижена, и не изменю своего решения. Не тешь себя ложными надеждами.
Он тоскливо улыбнулся.
— Все, что мне осталось — это маленькая надежда, дорогая. Ты хочешь и это отобрать наравне со всем прочим?
Она моргнула, а затем хмуро свела брови.
— Не смей вызывать во мне жалость. Не поверю ни на минуту, что ты действительно испытываешь глубокую привязанность ко мне. Найди себе другую подходящую жену. Я выбываю из гонки.
— Еще нет, — протянул он, испытывая желание рассмеяться над ее решением удариться в насыщенную событиями жизнь. — Ты еще ничего не сделала, чтобы тебя дисквалифицировали.