Только так. И никак иначе
Шрифт:
Несмотря на свои почти двадцать лет (день рождения послезавтра), полную финансовую самостоятельность, 187 см роста и проникновенный баритон, он совершенно не стеснялся своей детской привязанности к родителям, с удовольствием о них заботился и каждое послание к ним начинал с трогательного обращения, изобретённого им когда-то лет 12 назад в пионерском лагере. Чтобы не ранить чувства ни одного из родителей он тогда придумал писать именно так, через дефис и с повтором в обратном порядке, ставя на первое место то «мамулечка», то «папулечка».
День потихоньку начал удлиняться, всё-таки уже вторая половина января, но сегодня
Чёрную высокую фигуру, быстрым уверенным шагом идущую по обочине, он увидел издалека. Приглядевшись, понял: священник. Сильный ветер закручивал вокруг ног батюшки простую чёрную рясу, на спине у него был огромный рюкзак, да ещё и в каждой руке по туго набитой сумке. Пашка пожалел: бедный, холодно, тяжело, и неизвестно, как далеко идти, а скоро стемнеет… Подумал, поравнялся с батюшкой и затормозил. Перегнувшись через сиденье, приоткрыл дверь и весело предложил:
– Батюшка, садитесь, я подвезу, куда вам нужно.
Из-под чёрной вязаной шапочки, примерно такой же, как и у самого Пашки, на него глянули яркие синие глаза. Батюшка был молод, по виду лишь на несколько лет старше Рябинина.
– Вот спасибо, вы меня, пожалуйста, высадите через три квартала на перекрёстке, а там уж совсем близко, я дойду. – Священник ловко скинул рюкзак, запихнул его на заднее сиденье, а сам, подобрав рясу, устроился рядом с водителем, обняв руками свои огромные сумки. Паша искоса глянул на пассажира: красные замёрзшие щёки, русая бородка, лицо довольное, открытое. Рябинин не выдержал и спросил:
– Батюшка, откуда же вы такой гружёный? Издалека?
– Да вот, везу облачение, иконы, утварь церковную, свечи да много чего ещё в нашу лавку, меня до Кольца довезли добрые люди, а дальше нам уж не по пути было, ну, да я сильный, нёс потихоньку. А теперь вот вы, спасибо большое, везёте. Совсем хорошо, слава Богу. А от поворота и до церкви рукой подать.
Ничего себе рукой подать, церковь прямо у станции, а до неё от шоссе ещё прилично идти. И Паша решил, что непременно довезёт этого славного, неунывающего батюшку прямо до церковной ограды, чтобы не шёл он один в сумерках с тяжеленными сумками, рискуя поскользнуться и упасть.
Когда до перекрёстка оставалось совсем чуть-чуть, батюшка завозился, собираясь быстренько выскочить из машины, а увидев, что Паша поворачивает налево, смущённо и протестующее забормотал:
– Ну, что вы?! Ну, зачем вы?! Да я бы дошёл с Божьей помощью, а вам время тратить.
Они уже остановились у церковной ограды, когда из ворот выскочила немолодая женщина в платке, накинутом на плечи, и, увидев батюшку, закричала:
– Слава Богу, ты приехал! Началось! Мы думали тебя не дождёмся. «Скорую» вызвать никак не можем: линия, похоже, не работает!
Батюшка подхватил свои здоровенные сумки и, на ходу пытаясь одновременно и попрощаться с Пашей и разобраться в том, что продолжала быстро-быстро говорить женщина, растерянно закрутил головой. Наконец, бросив сумки на стоящую у ограды лавочку, он крикнул своему добровольному помощнику:
– Спаси вас
– Эй! А сумки?
Тишина была полная. Даже электрички не пробегали по недалёким путям.
– Эй! Батюшка! А сумки-то! – Паша стал неторопливо выбираться из тёплого салона на улицу: сумки следовало унести, вдруг украдут, - и тут увидел на заднем сиденье огромный рюкзак, про который и он, и чумовой батюшка просто забыли.
– Эй! Простите! А рюкзак? – попытался он ещё раз докричаться до обитателей прихода. Но ему никто не ответил. Паша вздохнул, достал рюкзачище, закрыл машину и, подхватив сумки, несмело двинулся к церкви.
Казалось, за оградой, под деревьями, занесёнными снегом, было ещё тише и сумеречнее. В глубине тёплым жёлтым светом горели окна небольшого домика, там хлопали двери и о чём-то говорило несколько голосов. Паша пошёл туда. Перед дверью он громко покашлял, покряхтел, с топотом пообивал снег с ботинок, хотел ещё как-нибудь обозначить своё присутствие, но не придумал как: руки-то были заняты. Он локтем приоткрыл неплотно притворённую дверь и бочком протиснулся в тепло дома.
Внутри чистенького домика, деловито и быстро передвигаясь по комнате, молодая симпатичная женщина в платочке распоряжалась:
– Мама, не волнуйся, выпей пустырничка! Не мы первые, не мы и последние. Всё будет хорошо. Ты лучше за нас помолись, это нужнее будет… Милый мой, а ты, пожалуйста, попробуй машину поймать, пора уже ехать, а «скорую» никак не вызовем. Ты иди, мой хороший, а я пока тебе поесть соберу, а то весь день голодный! Разве это дело?
– Да не хочу я есть, Оленька! – батюшка нежно попытался усадить женщину на простую лавку под образами. – Ты, моя родная, посиди или лучше…
– Простите… вы там сумочки забыли… И рюкзак… - Пашка не был слишком стеснительным, но как вести себя в священническом доме решительно не знал, не понимал, как ему быть. И поэтому мучительно краснел и мямлил. – А там, вы же сами говорили, облачение, иконы, утварь церковная, свечи да много чего ещё в вашу лавку… А вдруг украдут?
Все присутствующие резко обернулись. Хозяйка просияла нежной и ласковой улыбкой:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте… - Пашка совсем было растерялся и вдруг неожиданно для самого себя выпалил: - Если вам куда-то ехать надо, то я же на машине, пожалуйста, я подвезу, куда надо! Вы только не стесняйтесь!
Батюшка, наконец, отмер, взял у Паши из рук сумки и рюкзак и благодарно сказал:
– Спаси вас Господи! Вас нам просто сам Господь послал! Мы заплатим, обязательно. Если можно, отвезите нас в роддом поскорее… - тут только Паша заметил, что девушка, которую батюшка называл Ольгой, прикрывает рукой большой живот, и испугался ещё больше. Когда-то он мечтал быть врачом, даже ходил в школу юного медика при одном из московских мединститутов, но родители, бывшие для него большим авторитетом, отговорили. Пашка страдал, медицина звала его. Но сейчас, понимая, что придётся везти в больницу женщину, судя по всему жену молодого славного батюшки, у которой уже начались роды, он думал только об одном: а вдруг не успеем.