Только всем миром
Шрифт:
Парни в куртках через открытую дверцу о чем-то тем временем беседовали с водителем. Чем закончился этот разговор, солдаты, правда, уже не знают: за ними подошла машина, увезла их. Майор Петрунин лично побывал в части, показал композиционный портрет лица, подозреваемого в убийстве. Трое военнослужащих — уже упомянутые Сивков и Кругликов, а также рядовой Силантьев — независимо друг от друга показали, что лицо, изображенное на портрете, напоминает одного из тех трех человек, которые подходили к автомашине «Жигули» белого цвета. Приметы, сообщенные ими, полностью совпадают с приметами, указанными в ориентировке на разыскиваемого преступника...
— Что это за белые
— Тут и устанавливать нечего, — сказал майор Петрунин. — Давно известен. Евгений Павлович Гольцев, по прозвищу Калымыч. Все руки не доходят всерьез им заняться.
— Крупная фигура?
— Да нет, кусошник. То подвезет кого, то водку сбагрит втридорога, то заморскую вещичку перекупит. Но скользок — что твой угорь, как ни ухватишь — все вывернется. Правда, вплотную не занимались им, так, мимоходом. Теперь, видно, настал момент. Разрешите вызвать его?
— Нет, это мы сами сделаем, — сказал Еланцев. — Как раз поехали за ним. У вас есть его адрес? Хорошо, оставьте на всякий случай.
13
— Фамилия, имя, отчество?
— Гольцев Евгений Павлович.
— Образование?
— Высшее.
— Кем и где работаете?
— Механик-наладчик судремзавода.
— Вы предупреждаетесь об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Распишитесь, что предупреждены.
Евгений Павлович Гольцев, сорока двух лет от роду, образование высшее, механик-наладчик, оказался редкостной мразью!
Памятуя о характеристике, которую дали ему Саня Буряк и майор Петрунин, Чекалин имел все основания предполагать, что этот человек едва ли захочет распространяться о своих коммерческих вылазках на машине. Поэтому, приступив к допросу, Чекалин не стал выпытывать у него, с какой целью тот находился в полуночный час около порта. Более того: дабы Калымыч точно уразумел, какие сведения требуются от него, Чекалин даже счел необходимым сразу открыть перед ним все карты. Сообщил об убийстве водителя такси и о том, что предполагаемый убийца, возможно, был среди тех, кто вступал в контакт с Гольцевым позапрошлой ночью около ноля часов, кто подходил к нему, к его белым «Жигулям». Затем попросил ответить на вопрос — не было ли среди этих людей человека, похожего на этого, — и попросил повнимательнее посмотреть композиционный рисованный портрет.
Произошло неожиданное.
— Тут какое-то недоразумение, — сказал вдруг свидетель Гольцев по прозвищу Калымыч. — У порта я не был — ни позапрошлой ночью, ни прошлой, ни на машине, ни пешим способом. Так что, при всем желании, я никого не мог там видеть.
О, тут было чем полюбоваться! Боже праведный, с каким апломбом держался он, сколько благородного, с
трудом сдерживаемого негодования в хорошо поставленном голосе было, а на лице вдобавок выражение оскорбленной невинности! При этом на рисунки не удосуживался взглянуть даже...
Не знай Чекалин наверняка, что за субъект находится сейчас перед ним, пожалуй, и поверил бы ему. Хотя нет — в поведении Гольцева было все же что-то настораживающее. Как ни искусно он вел себя, но какая-то фальшь все равно прорывалась. Верно, тут вот что: слишком уж независимо он держался, слишком! По его понятиям, именно так, по-видимому, должен выглядеть невинный человек, будучи вызванным на допрос. Однако как раз здесь он и промахнулся. Чекалин не раз уже убеждался в том, что существует некая психологическая модель поведения человека на допросе. Самый разне- винный человек, волею судеб
— У меня есть основания сомневаться в правдивости ваших слов, — сказал Чекалин.
— Я с превеликой охотой готов выслушать вас, — все с той же утрированной своей независимостью, с известной даже светскостью ответил Гольцев.
— Мне не хотелось бы прибегать сейчас к доказательству таких пустяков, — терпеливо разъяснил ему Чекалин. — Я хочу, чтобы вы поняли: меня не интересует, с какой целью вы были в порту. Повторяю, ваши показания необходимы для быстрейшего раскрытия убийства. Если уж так сошлось, что вы находились около порта в тот самый момент, когда там, по нашим предположениям, находился убийца, то не кажется ли вам странной избранная вами позиция? Не торопитесь с ответом, взвесьте все «за» и «против»...
Нет, он, Гольцев, и секундочки не дал себе на размышление.
— Нет! — резко вскинул он голову. — Уверяю, кто- то ввел вас в заблуждение относительно меня! Я не понимаю, почему привлек к своей скромной персоне столь повышенное ваше внимание. — Возвысил голос до пафо
са: — Уж не потому ли, что это легче, нежели искать действительно преступника?
Чекалин переждал минутку.
— У меня, к сожалению, нет ни времени, ни желания пикироваться с вами. Был бы вам чрезвычайно признателен, если бы и вы оставили этот свой, гм... порхающий тон: слишком серьезным делом заняты мы сейчас с вами. Я еще раз прошу вас, чтобы вы внимательно всмотрелись в эти рисунки и сказали — не встречался ли вам около порта изображенный на них человек.
Гольцев улыбнулся, с натугой, но все-таки сумел это сделать — растянул губы в некоем подобии улыбки.
— Больше всего мне не хотелось бы сердить вас. Поскольку это совершенно не в моих интересах. Но что поделаешь! Как говорится, Платон мне друг, но истина — дороже... Я не был в порту!
— Буряк здесь? — спросил Чекалин у Исаева.
— Да, в коридоре.
— Послушайте, Гольцев, — сказал Чекалин, — сейчас сюда войдет тот парень, который помог найти вас. Его зовут Александр Буряк. Так получилось, что он попал в круг подозреваемых. Надеюсь, вы понимаете, насколько это серьезно. Ситуация такова, что если подтвердится, что он около ноля часов подходил к вам, когда вы сидели в машине, и о чем-то разговаривал с вами (о чем — сейчас не суть важно), — в этом случае его алиби можно считать установленным. Если этого не было — мы не сможем снять с него подозрение. Подчеркиваю, подозрение в убийстве. Я хочу, чтобы вы до конца осознали: речь идет не о какой-то там абстрактной истине, в данном случае она совершенно конкретна. В ваших руках, если угодно, судьба и жизнь этого человека. — Обернувшись к Исаеву, Чекалин сказал: — Попросите Буряка войти.
Усадив Буряка напротив Гольцева, Чекалин сказал:
— Свидетель Гольцев, вам знаком этот человек?
— Видите ли... Вряд ли это можно назвать знакомством. Где-то, помнится, встречал его. Однажды, кажется, подвозил — вероятно, попутно было.
— Когда вы в последний раз видели его?
— Ну, это трудно сказать определенно. Давно дело было. Месяца два назад, я думаю. Может полтора. Я же говорю — точно не помню.
На Саню Буряка страшно смотреть было: лидо пятнами пошло, лоб в один миг покрылся мелкими капельками пота.