Только звезды нейтральны
Шрифт:
Обитатели Полярного, главным образом военные моряки со своими семьями, днем были поглощены служебными делами, а по вечерам собирались в Доме флота, смотрели кино, гуляли по берегу залива или болели на единственном в своем роде спортивном стадионе, вырубленном в гранитном грунте.
17 июня 1941 года в Заполярье увидели грозный лик войны, услышали ее первые громы: над Полярным на небольшой высоте появился самолет, клейменный свастикой. Не вызывало сомнений, что целью его визита было запечатлеть на пленке корабли, стоящие в гавани. Фашистский лазутчик исчез безнаказанным, ибо все знали: существует строгое приказание не поддаваться на провокации. Но вслед за ним над бухтой Озерко появилось звено немецких самолетов. И Головко самолично,
…Поздно ночью в штаб флота вызвали командиров соединений. Они встречались в приемной командующего, молча здоровались, вид у всех был тревожный. Головко, закончив разговор по телефону с наркомом Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецовым, пригласил командиров в кабинет и сообщил, что в районе базирования Северного флота отмечено несколько случаев появления немецких разведчиков. В Петсамо и Киркенесе сосредоточены большие силы фашистской Германии. На финские аэродромы за последние сутки перебазировалось соединение гитлеровских бомбардировщиков. На всем театре создавалась крайне напряженная оперативная обстановка.
Головко отдал необходимые распоряжения и предоставил слово члену Военного совета дивизионному комиссару Александру Андреевичу Николаеву.
– Мне немного остается добавить, - сказал он.
– Обстановка действительно сложная и к тому же неясная. Надо так поставить дело, чтобы в самый короткий срок у нас была полная готовность к выполнению любых приказаний. Но… - Николаев сделал паузу, словно вспомнив что-то очень важное.
– Но при всей сложности обстановки нельзя допускать никакой растерянности. Паника - это смерть.
Кончилось совещание, все разошлись. В кабинете остались те, на ком лежала ответственность за флот. Они были молоды. Самому старшему - начштаба Кучерову исполнилось тридцать пять, Головко тридцать четыре, а уж начальник политуправления флота Торик совсем недавно вышел из комсомольского возраста, сохранив юношеский пыл. Член Военного совета и командующий хотя и служили вместе меньше года, но хорошо сработались и во многом дополняли друг друга.
Александр Андреевич Николаев подолгу пропадал на кораблях, на подводных лодках. С завидной для его тучного тела легкостью он спускался в центральный пост, шел по отсекам и отмечал малейшие непорядки. Иной раз кончит дела, сядет с краснофлотцами и рассказывает им о морском театре, полученном от царизма в наследство, о том, как за время Советской власти заново была построена Мурманская (Кировская) железная дорога, проложен Беломорско-Балтийский канал, стал настоящим портом Мурманск, создана временная главная база флота в Полярном и как пришли на Север первые боевые корабли. Иногда вспомнит и свою службу на лодке старшиной мотористов.
Под стать члену Военного совета был и начальник политуправления Северного флота генерал-майор Николай Антонович Торик. Он умел поднять дух людей, увлечь их на нужное дело… Его пути-дороги типичны для молодежи двадцатых годов, полной революционного энтузиазма. Деревенский паренек избирается секретарем районного комитета комсомола в небольшом белорусском городе Слуцке; вскоре вместе со своими сверстниками идет служить в Красную Армию, становится профессиональным политработником. Окончив сперва Политкурсы имени Энгельса, а затем Военно-политическую академию, он отдает свой опыт, знания то службе на торпедных катерах, то газете «Красный черноморец», которую он редактировал. А в сороковых годах Николай Антонович в Главном политуправлении Военно-Морского Флота СССР - помощник начальника по комсомолу. Во время советско-финляндского конфликта - комиссар передового десантного отряда, штурмовавшего линию Маннер-гейма. С таким вот опытом пришел он на пост начальника политуправления Северного флота, с годами не утеряв драгоценных качеств молодости и способности устанавливать с людьми прочные контакты.
…Всю ночь они оставались в кабинете командующего. Читали донесения, принимали командиров
Так проходила эта ночь в Полярном, последняя мирная ночь, томительно долгая, полная тревоги и мучительных раздумий. Никто не спал в Полярном. Командиры прощались со своими семьями и уходили в море на первое боевое задание.
И вот над страной занялся день 22 июня… «Стиснув зубы, ведем счет неопознанных самолетов… - отмечает в своем дневнике А. Г. Головко, - первый раскатистый гул взрывов: в районе Полярного сброшены бомбы… Отовсюду поступают донесения о фашистских самолетах, о неопознанных силуэтах надводных судов, о перископах подводных лодок… Весь день фашистские самолеты, одиночные и группами, стремятся к району Кольского залива и Мурманска. Их перехватывают и поворачивают вспять наши истребители… Вероятнее всего, фашисты будут пытаться в первую очередь отрезать Кольский полуостров от остальной страны и захватить подступы к Мурманску и Полярному с моря, то есть полуострова Рыбачий и Средний, прикрывающие вход в Кольский залив…
Нам надлежит стараться уничтожить вражескую авиацию на ее аэродромах ударами с воздуха и действовать подводными лодками у Варангер-фиорда, не позволяя противнику подвозить подкрепления… В общем, теперь можно сделать вывод: хорошо, что неожиданность, которую мы ждали, не захватила нас врасплох».
Полный вперед!
Быстроходный катер командующего стоял у пирса в полной готовности, и едва Головко, Николаев и Торик с командирами походного штаба ступили на палубу, как взревели моторы.
Порывистый ветер метался по палубе, и почти все спустились вниз, в салон. Головко остался на палубе один. Он плотнее надел фуражку, поднял воротник кожаного пальто и стоял, не замечая ни ветра, ни угрюмых сопок, мимо которых мчался катер. Вспомнил, как в этот день утром член Военного совета, пристально посмотрев на него, сказал: «О, да вы уже стали седеть, Арсений Григорьевич. Рано, рано…» Головко не доверял рассказам, будто люди седеют за одну ночь. Но выходило, что это похоже на правду.
Он перебирал в памяти события минувших дней, начиная с самых первых дней войны. Взять хотя бы историю со 155 транспортами, рыболовными траулерами, мотоботами, собравшимися, как на грех, в Кольском заливе. Они оказались там, где больше всего опасность налетов гитлеровской авиации. Что делать? Оставить торговые суда - значит обречь их на верную гибель. Выводить их без охранения - принять на себя ответственность за все, что может случиться с ними на переходе. Решали часы, минуты. Нужно было действовать. Действовать на свой страх и риск. Головко решил отправить суда по одному, по два с большими интервалами. Они пойдут, прижимаясь к берегу, безо всякого охранения. А как отвлечь внимание противника? Осенила мысль: поднять в воздух всю авиацию, бомбить вражеские аэродромы. Истребители завяжут воздушные бои. И за это время перегнать суда торгового флота в Белое море. Вроде и неплохой план. Но Головко беспокоило другое: самолетов мало, потерять их - значит оставить Северный флот совсем не защищенным с воздуха. Опять мучительные думы и размышления. И окончательное решение - приказ, подписанный уверенной рукой.
В это время в кабинет вошел контр-адмирал С. Г. Кучеров. Он положил на стол папку с телеграммами и донесениями. Арсений Григорьевич бегло просмотрел бумаги и, отложив папку в сторону, сказал:
– Это потом, успеется. Сейчас давайте займемся другим. Сегодня в ночь из Кольского залива должна уйти, по крайней мере, треть судов. Вам поручаю проверить подготовку. Берите катер и отправляйтесь туда немедленно, - и, посмотрев на часы, продолжал: - В вашем распоряжении максимум три часа. За это время надо дойти туда, собрать капитанов, поговорить с ними, проверить, в каком состоянии суда. Словом, дел уйма…