Только звезды нейтральны
Шрифт:
Арсений Григорьевич по-прежнему засиживался в штабе до полуночи. В часы затишья он поднимался с кресла и, испытывая душевное волнение, подходил к окну, долго стоял, прислушиваясь к воющей пурге и думая о том, как важно теперь, на последнем, завершающем этапе войны, здесь, в Заполярье, помочь армии окончательно разгромить немецко-фашистские войска и сделать Баренцево море их могилой.
И всякий раз вместе с этими мыслями появлялись у адмирала свежие силы, словно и не было большого шумного дня. Под нависшими бровями командующего искрился молодой блеск глаз, и, несмотря на сильную усталость,
Головко вызывал В. И. Платонова, и они подолгу сидели над картами.
Фронт в Заполярье стоял без изменений с осени 1941 года. Адмирал Головко уже знал, что скоро все придет в движение, а планы воплотятся в штурм неприступного хребта Муста-Тунтури, в дерзкие броски десантов на побережье противника, в удары подводных лодок и авиации.
Однажды на рассвете раздался долгий телефонный звонок. Головко только что лег и не успел заснуть. Он поднялся, включил свет, протянул руку к трубке и сразу узнал голос генерала, ведающего в Ставке Северным направлением.
– Товарищ Головко! Простите за беспокойство в такой поздний час. Прошу доложить, как у вас дела с «Вестом»?
«Вест» - условное название операции по разгрому гитлеровцев в Заполярье. Стало быть, в Москве тоже интересуются, готов ли Северный флот к последнему, решающему сражению.
После разговора с генералом Головко уже было не до сна: ему хотелось поскорее повидать начальника штаба, члена Военного совета флота и вместе с ними еще раз хорошенько все обсудить. Он открыл сейф, достал план операции и остаток ночи просидел над ним, читая строчку за строчкой и выписывая на отдельном листе бумаги все, что, казалось ему, требует дополнительной проверки.
Кончался сентябрь, а вместе с ним угасал полярный день. Все реже появлялось солнце, хмурое небо еще ниже нависало над водой и бурым гранитом сопок. С моря налетали резкие порывы ветра. На деревянных домиках Полярного стонали крыши, дребезжали оконные стекла.
В ту пору жизнь моряков переместилась на полуостров Рыбачий. Люди вгрызались в гранит, строили новые командно-наблюдательные пункты. Еще и еще раз с помощью разведки осторожно прощупывали всю систему вражеских укреплений. Днем и ночью не умолкала канонада. Артиллеристы выявляли каждую огневую точку противника и наносили ее на карту. Кого только здесь не было! И разведчики, и командиры торпедных катеров, и морские летчики.
К началу наступления в бухту Озерко прибыл Военный совет, штабные офицеры, политработники. Здесь, на пристани, Головко облачился в белый маскировочный халат и отправился на выносной командный пункт - вырубленный в скале блиндаж с узкими прорезями в стене для стеклянных глазков дальномера, биноклей, стереотрубы. Отсюда даже невооруженным глазом можно было видеть мрачный и пустынный, таинственно притаившийся горный хребет Муста-Тунтури, где три года назад были остановлены гитлеровцы.
Новизна обстановки действовала на командующего возбуждающе. Он ощущал прилив сил и жажду деятельности. В тот же день вызвал к себе командиров частей, выслушал их доклады и коротко напомнил о том, что предстоит в ближайшие дни. Повторил то, что совсем недавно снова услышал из уст Мерецкова: общая идея наступления - силами 14-й армии и флота
Кузьмин со своим штабом прибыл на полуостров, в свою базу Пумманки, выбрав для командного пункта бригады торпедных катеров высоту, откуда открывался широкий обзор местности и в ясную погоду как на ладони лежал вход в залив, ведущий в Петсамо. Можно было проследить путь каждого вражеского корабля, направлявшегося в этот порт с войсками, боеприпасами, продовольствием. Этой же морской дорогой должны пойти и советские торпедные катера и «морские охотники» с десантом.
* * *
Не забыть то пасмурное, ветреное утро, когда сотни басовых голосов артиллерийских орудий возвестили о начале наступления. 7 октября 1944 года войска Карельского фронта под командованием генерала армии Мерецкова пошли на штурм вражеских укреплений.
На выносном пункте управления поминутно звонили телефоны. Из репродуктора неслись голоса летчиков, находившихся в воздухе.
Арсений Григорьевич стоял у стола над картой, испещренной множеством кружочков, обведенных красным и синим карандашом, - это были батареи противника и его огневые точки.
– Товарищ адмирал! Миноносцы открыли огонь по цели номер двадцать восемь, - доложил офицер.
– Добро!
Комфлотом нашел на карте эту цель и мысленно представил эскадренные миноносцы «Громкий» и «Гремящий», с бортов которых мелькают сейчас огневые вспышки. Они ведут огонь с моря по скоплению гитлеровцев на переправе в устье реки Титовки.
Позвонил командующий 14-й армией генерал-лейтенант В. И. Щербаков:
– Товарищ Головко! Ваши корабли стреляют отлично, с переправой у нас в порядке. Теперь прошу ударить по самой Титовке. Там фашисты еще что-то кружатся…
Головко, не выпуская из рук телефонную трубку, нашел на карте Титовку и негромко проговорил:
– Перенести огонь на цель двести два.
Он по- прежнему стоял у стола с картой, отдавал приказания и тут же отвечал на телефонные звонки.
– Товарищ адмирал! У нас все готово к прорыву в Лиинахамари, - слышался разгоряченный голос Кузьмина.
– Осталось решить, кто пойдет с первым броском десанта.
– Потерпите, всему свое время, - спокойно ответил Головко и повесил трубку.
Сейчас мысль его была занята совсем другим: как можно стремительнее нанести лобовой удар немецко-фашистским войскам на хребте Муста-Тунтури и одновременно высадить десант к ним в тыл. Как условились с Мерецковым, надо было создать для гитлеровцев угрозу окружения и заставить их отступать.
Зеленый вездеход командующего флотом подошел к пирсу бухты Пумманки. Там стояли катера и принимали десантные войска.
Адмирал Головко и член Военного совета вице-адмирал Николаев выслушали рапорт командира отряда и прошли на корабль. Вдоль палубы сидели автоматчики. Адмирал посмотрел на них, остановился и спросил: