Толкование Евангелия

Гладков Борис Ильич

Ирод знал Иисуса только по слухам и одно время считал Его за воскресшего Иоанна Крестителя. Несомненно, что он слышал про чудеса, которые совершал Иисус, и ему захотелось, чтобы какое-нибудь чудо совершилось теперь же, в его присутствии. Учением Иисуса он едва ли интересовался, но чудо хотел видеть и был уверен, что Иисус, участь Которого теперь зависит от него, Ирода, не откажет ему в этом удовольствии. Но Христос не только не совершил никакого чуда перед Иродом, но даже не ответил ни на один вопрос его. По всей вероятности, Ирод освободил бы Его от преследований синедриона, если бы Он совершил перед ним какое-либо чудо. Но, во-первых, Христос никогда не пользовался Своею божественной силой лично для Себя, а во-вторых, проявлять эту силу для удовлетворения любопытства развращенного властелина — это значило бы метать жемчуг перед свиньями.

Иисус у Ирода

Иисус

молчал; но зато много говорили первосвященники и книжники, усиленно обвиняя Его. Однако и Ирод признал их обвинения вздорными, не заслуживающими внимания; он знал, что первосвященники и начальники народные преследуют Иисуса из-за своих личных видов, и потому недоверчиво отнесся к их уверениям. Но, вместе с тем, он был недоволен и Иисусом за то, что Он не совершил перед ним никакого чуда. Ирод не мог даже и подумать о том, что Иисус не хочет метать жемчуга Своего перед ним; нет, он, наверное, решил, что Иисус и не может совершить никакого чуда, что Он едва ли и совершал их когда-нибудь и что лишь невежественная толпа могла считать Его Чудотворцем. А такой Человек, по его мнению, не опасен; не смерти Он заслуживает, а осмеяния. И сам начал сейчас же издеваться над Ним; примеру его последовали царедворцы и прислужники. А чтобы показать Пилату, что Иисус, кроме насмешек, никакого иного наказания не заслуживает, Ирод велел надеть на Него длинную светлую одежду, какую обыкновенно надевали полководцы римские, а также цари иудейские в торжественных случаях. В такой одежде Ирод отправил Иисуса к Пилату обратно. Не произнося сам никакого приговора, ни обвинительного, ни оправдательного, а предоставляя суд Пилату, Ирод, со своей стороны, хотел этим оказать ему вежливость; и с того дня Пилат и Ирод сделались друзьями.

Раздраженные неудачей первосвященники и прочие члены синедриона потянулись за Иисусом опять к претории Пилата.

Вторичный суд Пилата

Узнав, что Ирод не осудил Иисуса, а только поглумился над Ним, Пилат вышел на Лифостротон и, обращаясь к первосвященникам, начальникам народным и народу, сказал: «Вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также, ибо я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нем достойного смерти (Лк. 23, 14–15). Итак, я должен отпустить Erо. Но если вы все-таки считаете Его виновным в чем-то и подлежащим наказанию, то, если хотите, я накажу Его, но, наказав… отпущу (Лк. 23, 16)».

Хорош судья? Признать Обвиняемого невиновным во взводимых на Него преступлениях, и тут же, в угоду злобным обвинителям, подвергнуть Его наказанию?! Он хотел, как говорится, угодить и нашим и вашим, но ошибся в расчете: первосвященники, заметив колебание в нем, стали еще более настойчивыми в своих домогательствах; никакими уступками нельзя было насытить их жажду крови, только смерть Иисуса могла удовлетворить их.

Но Пилат все-таки надеялся устроить дело так, чтобы обе стороны остались им довольны. Собравшаяся толпа народа напомнила ему про установившийся обычай освобождать перед пасхой от присужденного наказания одного из содержащихся под стражей и отпускать его на свободу; и хотя он знал, что народ намерен просить его отпустить Варавву, осужденного за возмущение в городе и убийство, однако думал, что если предложит отпустить вместо Вараввы Иисуса Христа, то народ воспользуется таким удобным случаем для освобождения своего Галилейского Пророка. Поэтому он обратился к народу с вопросом: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? (Мф. 27, 17).

В толпе народа происходили, вероятно, разговоры о том, за кого из двух подавать голоса, так как ответ на предложенный Пилатом вопрос был дан не тотчас же, а спустя некоторое время, когда Пилат вторично обратился к народу. Надо поэтому полагать, что если народ и хотел просить за Варавву, то только потому, что не знал о предании Иисуса на суд синедриона и Пилата; узнав же от самого Пилата, что можно вместо Вараввы просить за Иисуса, народ призадумался.

В это самое время жена Пилата прислала сказать ему: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я нынево сне много пострадала за Него.

Что именно видела во сне жена Пилата — неизвестно, но так как в то время весь Иерусалим говорил об Иисусе и всем известны были коварные замыслы синедриона, то весьма вероятно, что толки эти дошли и до жены Пилата, которая составила себе мнение о Нем как о Праведнике, и что мнение это еще более укрепилось в ней, когда

она увидела о Нем страшный сон.

Между тем, пока Пилат был занят разговором со служителем, передававшим ему просьбу жены, первосвященники и прочие члены синедриона не дремали: они вмешались в толпу народа и стали возбуждать его против Иисуса; тут-то они дали волю своим злым языкам; на клеветы и клятвы не поскупились и, конечно, по-прежнему уверяли народ, что Иисус безбожник, грешник, заодно с диаволом, именем которого и творил чудеса. Толпа состояла преимущественно из иерусалимлян, преданных фарисеям и не любивших галилеян. Поэтому в такой толпе успех проискам синедриона почти был обеспечен. И возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить (Мф. 27, 20). Из этих слов Евангелиста (а Иисуса погубить) видно, что первосвященники со своими сподвижниками подстрекали народ не только просить об освобождении Вараввы, но еще требовать смерти Иисуса. Возбудив таким образом народ против Иисуса, приобретя себе в этой толпе сильного союзника, первосвященники и прочие члены синедриона с торжествующими лицами вновь подошли к Лифостротону.

Тогда Пилат вторично спросил толпу: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? — в один голос толпа закричала: Варавву (Мф. 27, 21).

Пилат никак не ожидал такого ответа. Смущенный неожиданным оборотом дела, он опять обратился к толпе: «Хорошо, я отпущу вам Варавву; но что же мне делать с Иисусом, называемым Христом?»

Опять непозволительная уступка со стороны судьи! Признавать Обвиняемого невиновным и тут же, вместо того, чтобы немедленно освободить Его, спрашивать у разнузданной толпы — что делать с Ним, то есть с Тем, Который ни в чем не повинен? Метаться так из стороны в сторону — значит обнаруживать свое бессилие, отсутствие твердых убеждений и желание подделаться под настроение толпы! Если на толпу можно действовать силой духа, заставляя ее подчиняться этой силе, то вместе с тем, обнаружение перед толпой своего бессилия доводит ее до безумной дерзости.

Чего же теперь мог ожидать Пилат, предложивший толпе произнести свой приговор над Иисусом Христом? — да будет распят (Мф. 27, 22), — неистово закричала толпа.

И теперь, вместо того, чтобы оправиться от первого смущения и проявить ту сильную римскую власть, какая ему вверена над народом иудейским, Пилат совсем растерялся. Судьей теперь стала толпа, а он ограничился ролью робкого защитника.

«Какое же злосделал Он вам, что вы требуете позорной казни Его?» — спросил Пилат. Вместо прямого ответа на этот вопрос, толпа еще сильнее закричала: да будет распят.

Странный Пилат! Добивается, чтобы настроенная и озверелая толпа ответила ему, за что она требует казни Иисуса!

В третий раз он обращается к этой толпе: «Какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашел в Нем и потому не могу согласиться на Его казнь. Если хотите, в угоду вам, я накажу Его, но смерти не предам».

Тут уже и первосвященники с прочими членами синедриона слились с толпой в один голос и с великим криком требовали, чтобы Иисус был распят. Крик был так силен, что заглушил голос Пилата. Правитель римский растерялся окончательно; к тому же он испугался, что дальнейшая настойчивость в защите Праведника может вызвать волнение народа, которое придется усмирять силой, и что озлобленные первосвященники могут донести на него кесарю, обвиняя его самого в том, что он вызвал это волнение неуместной защитой какого-то Галилейского Учителя. Под давлением этих чувств Пилат решил прекратить дальнейший спор с народом и удовлетворить его жажду крови обещанным уже бичеванием Невинного. Он все еще надеялся ограничиться одним истязанием Страдальца, все еще думал, что этой уступкой народной ярости он освободит Его от крестной смерти. Но, как оказалось, уступчивость только усиливала наглость и требовательность дикой толпы, руководимой первосвященниками, книжниками и фарисеями.

Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его.

Бичевание Иисуса

Бичевание, которому Пилат велел подвергнуть Иисуса в угоду синедриону и озверелой толпе народа, назначалось у римлян за тяжкие преступления, и притом большей частью для рабов. Бичи делались из веревок и ремней, и в концы их вделывались острые костяные и металлические палочки. Число ударов не определялось и зависело от числа бичующих воинов и их усердия. Истязание это было настолько мучительно и опасно для жизни бичуемого, что многие под бичами умирали. Такому-то наказанию Пилат велел подвергнуть Того, в Ком не находил никакой вины!