Толкование Евангелия

Гладков Борис Ильич

Внезапное помрачение солнца если и не заставило врагов Иисуса уверовать в Него, все-таки должно было произвести на них потрясающее впечатление. Считая это затмение лишь случайным совпадением с распятием Иисуса, они верили, однако, что это не к добру, что такие знамения всегда предвещают какое-либо народное бедствие. Впечатление же на толпу должно было быть еще сильнее. Насмешки и издевательства прекратились, воцарилась мертвая, томительная тишина.

Последние слова Иисуса

И среди этой тишины, в девятом часу (в третьем часу пополудни),

когда страдания Христа достигли высшей степени, Он возопил… громким голосом… Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

«Этот вопль не был воплем отчаяния; в нем выразилась только глубокая скорбь растерзанной души Богочеловека. Связь между Иисусом и Отцом Его неразрывна. Они суть едино. Но для того, чтобы Искупительная Жертва до дна испила чашу человеческих скорбей, непостижимая воля Божия требовала, чтобы Иисус на Голгофе не чувствовал радости единения Своего с Отцом; почему из груди Его и исторгся скорбный вопль: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (из соч. Дидона «Иисус Христос»).

Этот вопль Евангелисты приводят на том языке, на каком произнес его Иисус, то есть на арамейском, дабы читателям понятнее было, почему присутствовавшие тут евреи подумали, что Он зовет Илию: Элой! Элой! ламма савахфани? (Мк. 15, 34).

На еврейском языке слово Илия произносилось Елиагу. Поэтому вследствие сходства этого слова со словом Элой некоторые из стоящих близ Креста, не расслышав всего возгласа, слышали лишь начало его и подумали, что Иисус зовет на помощь пророка Илию.

Немногие, которых особенно поразили кротость Иисуса, Его молитва за распинателей и внезапное наступление тьмы среди дня, с недоумением и страхом говорили: вот, Илию зовет (Мк. 15, 35). Евреи верили, что Илия должен явиться перед пришествием Мессии; мысли о Мессии и Илии были для них неразрывны, и потому вопрос, не придет ли Илия по зову Иисуса, был тесно связан с вопросом, не Мессия ли распятый Иисус? Эти мысли и заставили некоторых призадуматься и сказать: вот, Илию зовет.

Но так рассуждали немногие, очевидно, не принадлежащие к правящей партии. Враги же Иисуса и тут нашли возможным поглумиться над Страдальцем. Когда стоявший у креста воин, услышав, что Иисус что-то говорит, и полагая, что Он просит пить, побежал к сосуду с уксусом и, наполнив им губку, понес ее к Иисусу, то первосвященники остановили его словами: «Постой! не давай Ему пить! Он зовет Илию, на него надеется; так подожди же, посмотрим, придет ли Илия спасти Его».

Евангелист Матфей на этом и оканчивает свое повествование о возгласе Иисуса; Евангелист же Марк дополняет его рассказ указанием на ответ этого воина. Воин, не останавливаясь исполнением своих обязанностей, ответил им: «Постойте! Не мешайте мне!..» А потом, когда напоил Иисуса, сказал: «Ну, теперь если хотите, посмотрим, придет ли Илия снять Его» (Мк. 15, 36).

После того тьма еще продолжалась до трех часов пополудни; прошел почти час томительного времени; враги Иисуса, по-видимому, перестали издеваться над Ним, устали от издевательств

и с нетерпением ждали смерти Его. В этот же день вечером наступал великий для них праздник пасхи; к вечеру надо было все покончить, даже убрать с крестов тела мертвых. У римлян допускалось прекращать страдания распятых или ударом в голову, или перебитием голеней; и хотя первосвященники в другом случае старались бы продлить страдания Иисуса, но теперь, ввиду наступающего праздника, они примирились с необходимостью прекратить Его мучения и послали с этой целью уполномоченных к Пилату, а сами остались ждать конца. Конец наступил скоро.

Изнемогая от жажды, Христос сказал: жажду (Ин. 19, 28). Воины напоили Его уксусом, подав наполненную им губку на трости иссопа. Утолив жажду, Иисус сказал: совершилось! (Ин. 19, 30).

Смерть Иисуса

Да, окончилось земное поприще Христа-Мессии; совершилось назначенное Отцом спасение рода человеческого.

Вслед за этим Иисус громким голосом сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). Голова Его наклонилась, и Он, предав дух Свой, умер.

Землетрясение

Тьма еще продолжалась, и как только умер Иисус, началось землетрясение настолько сильное, что камни расселись, гробницы раскрылись. Страх напал на всю толпу, находившуюся на Голгофе, сошедшуюся туда, как говорит Евангелист Лука, на сие зрелище. Все стали поспешно расходиться; многие, вероятно, плакали, другие же с отчаяния били себя в грудь. Мысль о том, не Мессия ли распятый Иисус, должна была запасть в душу тех, кто не совсем еще заглушил голос совести. Даже язычники, римский сотник и воины, которые стерегли Иисуса, были настолько потрясены всем, что им довелось видеть и слышать, что из уст их невольно вырвалось восклицание: воистину Он был Сын Божий (Мф. 27, 54).

Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это (Лк. 23, 49). Между ними была и Мария Магдалина, и Мария (Клеопова), мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия (мать Иакова и Иоанна), которые и тогда, как Он был в Галилее, следовали за Ним и служили Ему, и другие многие, вместе с Ним пришедшие в Иерусалим. Евангелист Иоанн говорит, что Мария Магдалина и Мария Клеопова вместе с Богоматерью стояли у креста. Поэтому, если Евангелист Марк удостоверяет, что в минуту смерти Иисуса Мария Магдалина и Мария Клеопова стояли вдали, то надо полагать, что они к этому времени уже отошли от креста.

Завеса храма

В это же самое время, в храме, завеса, отделявшая вход в Святое Святых, разодралась на две части сверху донизу; гробницы открылись, многие умершие святые воскресли и, по воскресении Иисуса, пришли в Иерусалим и явились многим.

О том, что завеса храма разодралась, повествует один только Евангелист Матфей; и он узнал об этом, конечно, не сейчас же, когда это случилось, а несколько позже, и, вероятно, от очевидцев — священников или даже и не принадлежащих к числу священников.