Толя-Трилли
Шрифт:
После того как толстая барыня «пожаловала» им дырявый гривенник, а Лодыжкин выбросил монету в пыль, мальчик, старик и пудель, обошедшие уже весь дачный посёлок, набрели на роскошную дачу, скрытую за высокой белой оградой и за строем кипарисов. На чугунных воротах была выбита надпись: «Дача Дружба».
По дорожкам сада все трое вышли к даче, и тут на террасу выскочил, издавая пронзительные крики, мальчик лет восьми или десяти. Его белокурые, до плеч волосы растрепались. Это был Трилли. Толя догадался об этом сразу, раньше чем мальчика в рассказе назвали по имени. Следом за Трилли выбежало на
Все обитатели богатой дачи собрались возле террасы и смотрели, как жонглировал, а напоследок ходил на руках Сергей и как танцевал на задних лапах Арто. В заключение пудель с шапкой в зубах стал обходить зрителей. И в руках у матери Трилли появился перламутровый кошелёк…
Но она не успела вынуть из него рубля, на который так рассчитывал — в эту минуту уже твёрдо рассчитывал, — старик Лодыжкин.
— Мне! Хочу! Собаку-у-у! — завопил Трилли так отчаянно, что пудель выронил шапку и бросился к своему хозяину.
Поняв, что Трилли хочет не просто погладить собаку, а оставить её у себя навсегда, барыня предложила Лодыжкину продать пуделя. На что старик, не сразу поняв, чего от него хотят, отвечал с достоинством: «Собаками, барыня, не торгую-с».
И после этого всех троих вытолкали из сада на дорогу, не заплатив им за представление ни гроша.
— И Трилли не получил собаку?.. — спросил Толя, так как в этом месте Майя Георгиевна сделала паузу.
Толя испытывал сложное чувство. Ему не хотелось, чтоб Арто разлучили со стариком и мальчиком, которые так любили пуделя, что не пожелали продать его ни за какие деньги, и в то же время ему было жаль Трилли, который кричал, надрывался, катался по полу и ничего не добился. Он по себе знал, как бывает обидно, когда в конце концов каприз твой всё же не исполняют.
— Это ещё не вся история, — ответила Майя Георгиевна.
Усталые, старик, мальчик и пудель спустились к морю. И здесь их настиг тот самый дворник, который совсем недавно, каких-нибудь четверть часа назад, гнал их с роскошной дачи.
Барыня послала его к бродячим артистам, веля купить собаку, чего бы это ни стоило. Он уламывал старика, предлагая такие деньги, на которые тот мог бы приобрести целый бакалейный магазин. Но старик отказался продать верного друга и просил передать барыне слова, возмутившие холуя-дворника до глубины души:
«Не всё продаётся, что покупается!»
— А дальше что было? — спросил Толя.
— Дальше? Завтра, пожалуй, узнаешь, чем всё кончилось, — ответила Майя Георгиевна, решительно встав. — Сегодня пора уже тебе спать. Утром — репетиция!
Автобус с надписью «Кинофабрика» попетлял немного по шоссе и остановился у чугунных ворот, на которых было выбито «Дача Дружба». Вместе с режиссёром, оператором и артистами Толя вошёл в тот самый сад, о
Невдалеке от террасы, под полотняным навесом — о нём в рассказе ничего не говорилось, — сидели в тени Лодыжкин, Серёжа и Арто.
Да, увидя их, Толя в первую секунду так и подумал: вот старик с Серёжей и Арто. Больше того: в ту секунду он нисколько не удивился бы, если б на террасу выбежал Трилли, хотя Трилли решительно неоткуда было взяться — ведь это он сам, Толя, должен был играть Трилли…
Но уже через несколько мгновений Толя опомнился. Под навесом сидели Василий Борисович, Витя и пудель Петя (Петя, а не Арто, его только что окликнул дрессировщик). Все они, как и сам Толя, явились на репетицию.
И вот репетиция началась. Началась с того, что, по знаку Майи Георгиевны, он выбежал на террасу, издавая пронзительные вопли. Следом выбежали мама, гувернантка, доктор, старый лакей, горничная и ещё кто-то. Толя-Трилли принялся кататься по полу, пиная их ногами. Он делал это с удовольствием. Он уже несколько дней не буйствовал, не буянил, не шумел и даже не препирался с мамой. Правда, накануне вечером он начал было капризничать, но мама тревожным шёпотом сообщила, что за капризы немедля выселяют из гостиницы. Толя смолк — он испугался и, кроме того, хотел спать. Теперь его нерастраченные силы искали выхода…
— Стоп! — крикнула, хлопнув в ладоши, Майя Георгиевна, в то время как Толя силился достать ногой массивного очкастого доктора, очень смешно повторявшего одну и ту же фразу: «Но будьте же мужчиной, Трилли!»
— Стоп! — повторила она ещё раз, и Толя нехотя поднялся с пола.
Майя Георгиевна коротко объяснила, что, катаясь по полу, Толя не должен ускользать из поля зрения кинообъектива. Ассистент режиссёра наметил мелком посреди террасы квадрат, за границы которого Толе не разрешалось перекатываться. Затем Майя Георгиевна и Галина Михайловна дали несколько указаний актёрам. С каждым из них режиссёр и оператор договорились, что он будет двигаться по строго определённой «орбите» и так, чтобы, суетясь вокруг Толи-Трилли, ни на секунду не заслонить его от объектива. После того как беспорядочная суета была таким образом тщательно организована, эпизод стали репетировать сначала.
Снова Толя с воплями выбежал на террасу. Снова за ним, всполошёно причитая, ринулись домочадцы. Снова мама сулила ему живого ослика, если он примет микстурку, а доктор укоризненно басил: «Но будьте же мужчиной, Трилли!» И хотя доктор обращался к Трилли, Толя почему-то принимал его чинный укор на свой счёт. Катаясь по полу, он очень старался брыкнуть доктора ногой и по меньшей мере измять его отглаженную чесучовую брючину. Но доктор со словами: «Ах, будьте же мужчиной!» — ловко увёртывался.
Толя силился до него дотянуться и, наверно, дотянулся бы, как вдруг Майя Георгиевна опять крикнула: «Стоп!» Репетиция остановилась.
— Толя, — сказала Майя Георгиевна, — я хотела тебя предупредить: когда ты брыкаешься, то имей в виду, что…
— Ха! Вы меня будете учить лягаться?.. — осведомился разгорячённый Толя, мягко выговаривая «г» и в неповторимой интонации уроженца юга Украины. (Его разобидело, что стоит ему войти во вкус — и репетицию зачем-то прерывают.)