Том 1. Авиация превращений

Хармс Даниил Иванович

«Свои ручки лелея…»

Свои ручки лелея склонилась дева как лилея держа в руках цвет белой птицы она мгновенно хорошела шарф пуховой вязала спицей шею кутала чтоб не простудиться вышивала плат шелками «всякая тварь должна трудиться» и труд вылетал из рук её аршином иголка сквозь шелка летала порою падала наполовицу раздавался звон металла девица руки вздев к вершинам в камыш прятала нагое тело и труд вылетал из рук её аршином иголка сквозь полотно летела. День приходил

<октябрь 1929>

«Нева течёт вдоль Академии…»

Нева

течёт вдоль Академии, днем светлая, немая после обеда. К шести часам Нева — лопата на карте города лежит как на тарелке. Святые рыбы туземцы водяного бреда плывут как стрелки огибая остров, уходят в море под парами, плывут вдоль берега крутого уже фарфоровыми горами. Их не догонишь холодных беглянок, они плывут у Гельголанда где финские воды бегут меж полянок, озер голубая гирлянда, где бедные птицы кривыми ножами сидят положив море в яму чтобы создать по краям подобие берегов. Как в чашке цветок сидит сбоку где рыба в центре пирогов жиром тушит вкус каши. Обратный путь в море на лодке с веслом плыть храбро в Неву, где родители наши. Где для вас, для нас, для них наши воды лезут в трубы, через кран бегут в кувшин, мы подходим точно рыбы, точно саблю воды глотаем, точно камни сторожим, точно воздух в печке таем, точно дети в дом бежим. Вы подносите нам карту наших славных чудных мест, мы кладем ее на парту моря Финского окрест.

(октябрь 1929)

Разрушение

Неделя — вкратце духа путь. Неделя — вешка, знак семи. Неделя — великана дуля. Неделя — в буквах неделима. Так неделимая неделя для дела дни на доли делит, в буднях дела дикой воли наше тело в ложе тянет. Нам неделя длится долго, мы уходим в понедельник, мы трудимся до субботы, совершая дело в будни. Но неделю сокращая, увеличим свой покой: через равный промежуток сундучок в четыре дня. — Видишь, день свободных шуток годом дело догоня, видишь, новая неделя стала разумом делима, как ладонь из пяти пальцев — стало время течь неумолино. Так мы строим время счет по закону наших тел. Время заново течет для удобства наших дел. Неделя — стала нами делима. Неделя — дней значок пяти. Неделя — великана дуля. Неделя — в путь летит как пуля. Ура, короткая неделя, ты все утратила! И теперь можно приступать к следующему разрушению.

всё

6-21 ноября 1929

«Я сидел на одной ноге…»

Я сидел на одной ноге, держал в руках семейный суп, рассказ о глупом сундуке в котором прятал деньги старик — он скуп. Направо от меня шумел тоскливый слон, тоскливый слон. Зачем шумишь? Зачем шумишь? — его спросил я протрезвясь — я враг тебе, я суп, я князь. Умолкнул долгий шум слона, остыл в руках семейный суп. От голода у меня текла слюна. Потратить деньги на обед я слишком скуп. Уж лучше купить пару замшевых перчаток, лучше денег накопить на поездку с Галей С. за ограду града в лес.

всё

28 декабря 1929

«Приход нового года…»

Мы(два тождественных человека)

Приход Нового Года мы ждем с нетерпением, мы запасли вино и пикули и свежие котлеты. Садитесь к столу. Без

четверти двенадцать поднимем тост и выпьем братцы за старый год. И рухнет мост, и к прошлым девам нам путь отрезан. И светлых бездн наш перёд.

Зритель:

Смотрите он весло берёт и люлькой в комнате летает, предметы вкруг следят полёт от быстрых точек рассветает, в Неве тоскливый тает лёд, в ладоши бьёт земля и люди, и в небо смотрит мудрый скот. Но тут наступает 0 часов и начинается Новый Год.

31 декабря 1929, 23 часа 45 минут.

1930

Галине Николаевне Леман-Соколовой

На коньках с тобой Галина на котке поедем мы О холодная Галина в центре маленькой зимы! Ты Галина едешь ловко Хоть и грузна на подъём. Пусть покоится головка Твоя головка на плече моём Я-же еду безобразно рылом стукаюсь об лёд ты-же милая прекрасно едишь соколом в перёд.

3 января 1930

Жене

Давно я не садился и не писал Я расслабленный свисал Из руки перо валилось на меня жена садилась Я отпихивал бумагу цаловал свою жену предо мной сидящу нагу соблюдая тишину. цаловал жену я в бок в шею в грудь и под живот прямо чмокал между ног где любовный сок течёт а жена меня стыдливо обнимала тёплой ляжкой и в лицо мне прямо лила сок любовный как из фляжки я стонал от нежной страсти и глотал тягучий сок и жена стонала вместе утирая слизи с ног. и прижав к моим губам две трепещущие губки изгибалась пополам от стыда скрываясь в юбке. По щекам моим бежали струйки нежные стократы и по комнате летали женских ласок ароматы. Но довольно! Где перо? Где бумага и чернила? Аромат летит в окно, в страхе милая вскочила. Я за стол и ну писать давай буквы составлять давай дергать за верёвку Смыслы разные сплетать.

3 января <1930>

«Я пел…»

Соловей скатываясь в ящик:

Я пел теперь я стрел а ты песок твой лоб высок согни хребет земля кругла в ней дыр и скважен больше орла ты в землю пяткой друг посажен лежишь в пустыне жёлт и важен заметен в небе твой лоскут в тебе картошку запекут я кончил петь пора летать орла в кастрюле свежевать и в землю ткнуть орлиный хрящик не то меня запрячат в ящик.

Одинокий бедуин, глядя на летящий песок:

вон песок летит арабы очи нам засыпет он скрыться люди Ах куда бы только б сгинул этот сон

Хор бедуинов и архангелов:

Эх ухнем по песку расшвыряем глупую тоску!

Одинокий бедуин:

и птичка там в песок лопала вверх животиком летит и птичка бедная пропала даже конь мой не глядит

Хор:

Эх ухнем по песку расшвыряем глупую тоску!

всё

4 января 1930

«В шкапу стояла мать моя…»

В шкапу стояла мать моя над ней сюртук висел Я сам в душе кровать тая задумчивый сидел Но вдруг приходит новый год и первое число ко мне ложится на живот я чувствую весло.

4 янв<аря> 1930 года