Том 1. Дживс и Вустер
Шрифт:
— То-то смотрю — знакомое лицо. Он учился на четвертом курсе в Оксфорде, когда я туда поступил. Пользовался большим успехом. Входил в сборную Оксфорда по гребле. — Я еще раз оглядел собравшихся за столом и заметил Бинго. — А, вот и он, — сказал я. — Вот он где, дурья башка.
— Кто?
— Бинго Литтл. Мой старый друг. Гувернер твоего брата.
— С ума сойти! Так он — твой друг?
— Еще какой! Мы с ним с детства знакомы.
— Послушай, Берти, как у него с головой?
— А что —
— Я не потому, что он твой приятель. Он так странно себя ведет…
— Что значит — странно?
— Ну, смотрит на меня с таким видом…
— С каким видом? Как именно? Можешь показать?
— Нет, тут полно народа.
— Ничего, я закрою тебя салфеткой.
— Хорошо, только быстро. Вот так.
Учитывая, что в ее распоряжении было всего полторы секунды, должен признать, что она отлично справилась: разинула рот, выпучила глаза, горестно склонила голову набок, и стала удивительно похожа на страдающего диспепсией теленка. Я мгновенно узнал симптомы.
— Ничего страшного, — сказал я. — Можешь не волноваться. Он просто в тебя влюблен.
— Влюблен? В меня? Какие глупости.
— Старушка, ты просто не знаешь Бинго. Он способен влюбиться в кого угодно.
— Спасибо за комплимент.
— Господи, я совсем не о том. Меня ничуть не удивляет, что он в тебя втрескался. Я и сам был в тебя когда-то влюблен.
— Когда-то? А теперь, значит, все быльем поросло? Да, Берти, ты сегодня явно в ударе!
— Ласточка моя, но ты сама, черт подери, дала мне от ворот поворот и чуть не померла от смеху, когда я сказал тебе…
— Ладно, чего уж там. Признаю — мы оба хороши… А он очень красивый, верно?
— Красивый? Бинго? Ну, знаешь!
— По сравнению с некоторыми, — сказала Синтия. Немного погодя леди Уикеммерсли подала сигнал, и дамы очистили помещение. Я хотел поговорить с Бинго, но мне не удалось, а когда мы перешли в гостиную, он куда-то исчез. В конце концов я нашел Бинго в его комнате: он валялся на кровати, задрав ноги на спинку, и курил. На покрывале рядом с ним лежал блокнот.
— Здорово, бездельник.
— Привет, Берти, — унылым тоном отозвался Бинго.
— Я и не подозревал, что ты окопался в Твинг-Холле. Стало быть, дядя перекрыл тебе кислород после заварушки в Гудвуде? Пришлось наняться в гувернеры?
— Верно, — лаконично подтвердил Бинго.
— Мог хотя бы сообщить свой адрес. Он мрачно нахмурился.
— Я нарочно никому не сказал. Хотелось от всех спрятаться. Сказать по правде, Берти, мне было очень паршиво. Солнце померкло…
— Странно. А в Лондоне стояла дивная погода.
— Птицы умолкли…
— Какие птицы?
— Черт подери, не все ли равно, какие! — с раздражением воскликнул Бинго. — Просто птицы. Местные пернатые твари. Может, мне еще выписать для тебя
— Что за удар? — Я не поспевал за извивами его мысли.
— Я говорю о гнусном предательстве Шарлотты.
— А, ну да! — Бесчисленные любовные истории Бинго перепутались у меня в голове, и я совсем забыл про эту особу. Ну, конечно! Шарлотта Корде Роуботем! После скандала в Гудвуде она оставила его с носом и ушла к товарищу Бату.
— Я пережил адские муки. Впрочем, в последнее время я немного… э-э-э… утешился. Послушай, Берти, а как здесь оказался ты? Я не знал, что ты знаком с владельцами Твинг-Холла.
— Я? Да я их знаю с детства.
Бинго с громким стуком сбросил ноги со спинки кровати.
— Ты хочешь сказать, что давно знаком с леди Синтией?
— Конечно. Мне еще семи лет не было, когда мы повстречались.
— Ну и ну! — воскликнул он и в первый раз в жизни взглянул на меня чуть ли не с уважением. Он даже поперхнулся дымом от волнения. — Я люблю эту девушку, Берти, — прокашлявшись, объявил он.
— Что ж, она очень славная.
Он бросил на меня гневный взгляд.
— Как ты можешь говорить о ней таким обыденным тоном! Она — ангел. Ангел! Она ничего не говорила про меня во время обеда?
— Говорила.
— И что же она сказала?
— Я запомнил одну ее фразу. Она сказала, что считает тебя красавцем.
Бинго в экстазе закрыл глаза. Потом взял в руки блокнот.
— А теперь проваливай, старина, будь другом, — сказал он, и лицо его приняло отсутствующее выражение. — Мне нужно кое-что написать.
— Написать?
— Стихи, если тебе непременно нужно знать. Господи, я бы все отдал, — с горечью сказал Бинго, — чтобы ее звали не Синтия, а как-то иначе. Просто рехнешься, пока подберешь рифму. Как бы я развернулся, если бы ее звали Джейн!
На следующий день, когда за окном сияло раннее утро, а я еще лежал в постели, жмурясь от блеска солнечных лучей на туалетном столике, и поджидал Дживса с утренним чаем, что-то тяжелое плюхнулось мне на ноги, и голос Бинго оскорбил мой слух. Бездельник, как видно, поднялся ни свет, ни заря.
— Выметайся, — сказал я. — Оставь меня в покое. Я не в состоянии никого видеть, пока не выпью чаю.
— Если Синтия смеется, — сказал Бинго, — голубеют небеса; как алмаз, блестит роса; вторит соловьиной трели свист пастушеской свирели, если Синтия смеется. — Он откашлялся и переключился на вторую передачу. — Если Синтия грустит…
— Что за чушь ты несешь?
— Это стихотворение, я написал его прошлой ночью для Синтии. Хочешь послушать дальше?
— Не хочу!
— Не хочешь?
— Нет. Я еще не пил чай.