Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
– Ясно! – сказал Карасик.
За крепкой спиной Баграша что-то происходило. Карасик старался расслышать, но Баграш говорил нарочно очень громко. Все-таки Женя услышал отрывки разговора.
– Настя, ну можешь простить? – бормотал Антон. – Я сам не знаю, как это со мной. Осклиз вышел… У нас, у грузчиков, бывает. Только я не могу больше так, один, как собака, без тебя, без наших, Настя… Я же тебя…
– Мы вам не мешаем? – спросил Карасик с ехидной деликатностью у тех, что за спиной Баграша.
– Нисколечки, – отвечали там и поцеловались.
Карасик вздрогнул и повернул голову к стенке:
– А играть
– Ну, это не совсем обязательно, – сказал Баграш.
– Марало я, мазло…
Баграшу захотелось сказать Карасику что-нибудь большое и хорошее.
– Да, – вспомнил Баграш, – кстати, насчет тебя. Я ведь уже толковал с народом. Говорят: пусть подает.
Карасик встрепенулся. Повернул к Баграшу разом загоревшееся и серьезное свое лицо.
– Можешь через меня, – добавил Баграш. – Еще одну рекомендацию нужно. Заявление, значит, и автобиографию приложишь.
– Какая там у меня биография!.. – сказал Карасик.
Эпилог
Всем еще памятен рекордный поход сверхглиссера «Гидраэр-10» вокруг Европы – из Балтики в Черное море. В очерках участника похода Евгения Кара (Карасика) были уже подробно описаны и слепая гонка в туманах Балтики и Северного моря, и беспримерный уход от настигавшего шторма в Бискайском заливе сквозь смерчи Атлантики, и тяжелая авария в Черном море… Имена Баграша, Русёлкина, Бухвостова, конструктора Валежной, метеоролога Проторовой, Кандидова, Крайнаха и Карасика долгое время не сходили со страниц наших газет.
«Бешеный понтон», «московские близнецы», «скользящие двойняшки» – так называли в заграничных газетах сдвоенную машину гидраэровцев. Формами и линиями своими она напоминала снаряд, пришедший из будущего.
Обо всем этом Карасик обещал написать книгу.
В день традиционного парада московских физкультурников на Красной площади команда гидраэровцев должна была участвовать в показательном матче, которым завершался праздник.
Июльский день сжигал Москву. Но, огнеупорные, шли москвичи на площадь.
Томились в зное пепельно-синие ели у священной стены. Густые, медоподобные капли смолы падали со стен Верхних торговых рядов, сплошь завешанных хвойными ветвями. Звезды на башнях Кремля, прозрачно-раскаленные, словно выточенные из пламенеющего угля, прожигали небо. Накалена была брусчатка площади, и странным казалось, что капли смолы, падая на камень, не шипят. На Красной площади пахло нагретым лесным полднем.
К шести часам закончился марш физкультурных колонн, но на трибунах ждали. И вот тогда от Лобного места покатился огромный зеленый вал во всю ширину площади. Спортсмены разматывали гигантскую скатку. Толстый зеленый войлок лег посередине площади, прикрыв камни.
На обоих краях этого зеленого ковра появились белые футбольные ворота с сетками. Судья выбежал на середину площади и свистнул. Оркестр грянул «Спортивный марш»:
Ну-ка, солнце, ярче брызни, Золотыми лучами обжигай! Эй, товарищ, большеПо Красной площади шла команда гидраэровцев. Впереди, с огромным знаменем, на лазоревом шелку которого был вышит серебряный глиссер, шел исполин-вратарь. Пылал красный лак древка. Вратарь нес знамя, немножко наклонив вперед. Все узнали Кандидова. За ним шли в белом Груша и Настя. Они несли на высоко поднятых руках модель сверхглиссера. Она отливала серебром в горячем воздухе.
За ними, весь тоже в белом, с большим кубком Спартакиады, шагал Карасик.
Далее следовала тройка нападения – Баграш, Бухвостов, Русёлкин. Они несли вымпелы из зеленого и малинового бархата, штандарты с пышной бахромой – трофеи выигранных мячей и гонок. Сверкало золото реек. Качались тяжелые бронзовые кисти.
Опаленные океанскими ветрами, одутые, овеянные штормами десяти морей, шли прославленные гидраэровцы.
Они выстроились перед Мавзолеем. В габронилитах его матово отражались зелень поля, лазоревые майки футболистов. А оркестры всё играли «Кандидовский» марш.
Эй, вратарь, готовься к бою! Часовым ты поставлен у ворот. Ты представь, что за тобою Полоса пограничная идет.На трибунах тысячи людей подпевали:
Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, были молоды. Ты не бойся ни жары и ни холода… Закаляйся, как сталь!Антон стоял в воротах. За спиной, за футбольной сеткой с крупными ячеями, витой, старый, мозаичный, высился Василий Блаженный. Солнце висело над шпилями Исторического музея и било прямо в глаза. Судья поднес свисток к губам.
Но в эту минуту куранты Спасской башни стали бить время. Они проиграли вступление, потом стали отвешивать мерные удары счета. На последнем ударе судья просвистел.
Матч начался.
Москва, 1932–1937; 1959.
Есть на Волге утёс
Раздвоение календаря*
Хорошо помню тот день 1918 года, когда рано утром ко мне прибежал мой одноклассник и приятель Гришка Федоров и первым сообщил, что товарищ Ленин объявил декрет о новом календаре. Мы с этого дня стали жить по новому стилю, сразу перескочив вперёд на тринадцать дней. Так как и время тогда по всей Советской России перевели на два часа вперёд, то многие у нас в городке ещё долго путались в днях и часах. То и дело слышалось: «Значит, я буду в два часа по новому времени, 12 числа по старому стилю…» Слыша это, Гришка приходил в негодование.