Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
Девочки улыбались окончательно. Я осмелел и бойко объяснил девочкам, что мы теперь будем учиться вместе и будем как подруги и товарищи, как братья и сестры, как Минин и Пожарский, как «Кавказ и Меркурий», как Шапошников и Вальцев, как Глезер и Петцольд, как Римский и Корсаков…
– А как сидеть? – спросила высокая и строгая девочка. – Мальчишки отдельно или на одной парте с девочками? Если на одной, я не согласна.
– Мальчишки будут за косы дергать, – сказала басом толстая гимназистка, – или целоваться
Наша депутация изобразила бурное возмущение. Я с негодованием сыграл «Бурю на Волге», а Степка даже плюнул и сказал:
– Тьфу! Целоваться… Лучше уж с жабой.
– А в гляделки можно играть? – спросили хором самые маленькие ученицы с огромными бантами на макушках.
– Гляделки? – задумался я. – Как по-твоему, Степка?
– Гляделки, я думаю, можно, – снисходительно сказал Степка.
Когда ряд других немаловажных деталей был выяснен и церемония окончена, мы принялись довольно бесцеремонно вербовать себе одноклассниц.
Девочки спешно прихорашивались.
Первой я записал Таю Опилову, обладательницу толстой золотой косы.
– Я сегодня не в лице, – сказала в нос Тая Опилова, – у бедя дасборг (у меня насморк)…
Записывая девочек, мы тут же в своем списке пометили: около фамилий строгой девочки – Бамбука, около двух маленьких – Шпингалеты, рядом с толстой – Мадам Халупа. Затем были еще Соня-Персоня, Фря, Оглобля, Букса, Люля-Пилюля, Нимурмура, Шлипса и Клякса.
А девочки, которых мы не выбрали, называли нас дураками.
– Ну, – сказал Степка, когда мы вышли, – теперь в классе придется без выражений, пока не привыкнут.
Во дворе встретилась депутация нашего класса «Б». Произошло крупное объяснение по поводу того, что мы опередили их. Нам слегка испортили наш вид и настроение.
В амбарном городке вымирают голуби. Ветер шуршит в пустых амбарах страшным словом «разруха».
– Свистит разруха сквозь оба уха, – говорит наш сторож Мокеич, горестно наблюдая за тем, что творится в школе.
А в школе происходят такие громкие дела, что лошади на улице пугливо косят глаза на нас или шарахаются на другую сторону улицы. Целый день гремит в школе «собачья полька»: одним пальцем – до! ре! ре!.. до! ре! ре!.. си! ре! ре! Пианино волокут по коридору. Его возят из класса в класс на свободные уроки.
Класс обращается в танцульку. Ученики открыто уходят с уроков.
«Карапетик бедный, отчего ты бледный?.. Оттого я бледный, потому что бедный…»
Учитель после звонка ловит в коридоре учеников и умоляет их идти на урок.
– Вы же хорошо учились, – с отчаянием говорит добрый математик Александр Карлыч, поймав меня за рукав. – Идемте, я вам объясню преинтересную штуку относительно тригонометрических функций угла. Прямо удивитесь, до чего интересно.
Из вежливости я иду. Мы входим в пустой класс. До, ре, ре!.. До, ре, ре! – слышится из соседнего. Александр Карлыч садится за кафедру. Я занимаю переднюю парту. Все чин чином, только учеников нет. Класс – это я.
– Пожалуйте к доске, – вызывает меня математик.
Рядом с доской я вижу расписание уроков на завтра. Ого! Завтра трудный день! Пять уроков. Первый урок – пение, второй – рисование, третий – чай, четвертый – ручной труд, пятый – вольные движения.
– Ну-с, начнем, – обращается Александр Карлыч к пустому классу. – Дан угол альфа…
До! ре! ре!.. До! ре! ре!.. Си! ре! ре!..
Мы выросли и торчали из своих гимназических шинелей, как деревья сквозь палисад. Пуговицы на груди под напором мужества отступали к самому краю борта. Хлястик, покинув талию, стягивал лопатки. Но мы стойко донашивали старую форму. На блеклых фуражках синела бабочкой тень удаленного герба.
Однажды товарищ Чубарьков привел в класс семерых новичков. Одеты они были пестро, не в форме, и держались кучкой за кожаной спиной Чубарькова. Но пояса у всех были одинаковы. На пряжках были буквы «В. Н. У.».
Комиссар сказал классу:
– Прошу потише. Затем здравствуйте. Точка. Следующий вопрос. Ввиду того что теперь школа единая, все должны учиться заодно – сообща. Будьте знакомы. Это вот из Высшего начального училища. Подружайтесь.
– Долой внучков! – закричали сзади. – Не будем учиться с внучками! Мы средние, а они начальные!
Чубарьков обернулся в дверях.
– Кто вместе со всеми не желает, – сказал он, – тот может, пожалуйста, получить метрики самостоятельно! И ша! – сказал комиссар и ушел.
«Внучки» остались робеть у кафедры.
– Здравствуйте, буржуазия, – сказал смуглый «внучок» Костя Руденко, по уличному прозвищу Жук, знакомый нам по старым дракам на улице. – Здравствуйте, ребята и девочки, – вежливо сказал Костя Жук.
– А по по не по? – серьезно спросил Биндюг.
(– А по портрету не получишь? – перевели наши сзади.)
– А ра-то вы ме би? – спокойно сказал Костя Жук.
(– А раньше-то вы меня били? – растолковали нам «внучки».)
В классе уже начали отстегивать с рук часы, чтобы не повредить их в драке. Девочки принимали часы на хранение.
– Эх ты, внучок бесформенный! – сказал Биндюг, грозно подойдя к Косте Руденко. – Тоже туда же… Из начального в гимназию вперся! Да у вас даже пуговицы не серебряные, никакой формы… А тоже лезут…
– Вы – среднее учебное заведение, а мы – высшее, хоть и начальное, – хитрил Костя Жук. – Мы больше вашего учили… Вот скажи, где бывает полусумма оснований?