Том 1. Повести и рассказы

Прус Болеслав

— Больше он уже в помощи не нуждается, — тихо ответил доктор.

Адлер смотрел на сына, тряс его, теребил. На повязке, сбившейся на груди, показалось большое красное пятно. Фердинанд был мертв.

Старик обезумел. Он вскочил с дивана, отшвырнул ногой стул, оттолкнул доктора и выбежал во двор, а оттуда на шоссе.

По дороге он встретил одного из возчиков, перевозивших хлопок. Схватив его за плечи, Адлер крикнул:

— Знаешь?.. Мой сын умер!

Затем, отшвырнув его, побежал к будке привратника.

— Эй! Созовите к моему дому всех людей, пусть приходят… Сейчас же…

С такой же стремительностью

он вернулся в комнату, где лежал его мертвый сын, и, сев против него, смотрел… смотрел…

— Почему так тихо? — спросил он. — Разве машина сломалась?

— Вы велели созвать всех рабочих, поэтому машину остановили. Все ждут вас во дворе, — ответил Иоганн.

— Зачем? Для чего? Сейчас же пошли их работать. Я не хочу, чтобы было так тихо. Скажи им, чтобы пустили машину и все станки. Пусть ткут, пусть прядут, двигаются, шумят…

Он схватился обеими руками за голову.

— Мой сын… сын… сын! — шептал он.

За пастором послали еще раньше, и как раз теперь он приехал и вбежал со слезами в комнату.

— Готлиб! — воскликнул он. — Господь послал нам тяжелое испытание, но будем уповать на милосердие его!..

Адлер долго глядел на него, потом сказал, указывая на останки сына:

— Смотри, Мартин, это я! Не его, а мой это труп! Если бы я не верил в это, я бы сошел с ума. Посмотри, — продолжал он, — здесь лежит моя фабрика, мое состояние, моя надежда!.. Но он жив! Скажи мне это, и вы все скажите. Это успокоит меня… О, сердце мое, сердце! Как оно болит!

Волна возмездия возвратилась.

Когда доктор и секунданты уехали, пастор стал уговаривать своего друга выйти из комнаты. Адлер послушался, и они пошли в сад. Поднявшись на пригорок, старый фабрикант поглядел по сторонам и заговорил:

— Если бы я мог…

Он раскинул руки.

— Если бы я мог все это охватить, задушить, бросить наземь и затоптать ногами вот так, так!.. Если бы я мог! Если бы мог!.. Мартин, ты не знаешь, что творится у меня в голове и как болит у меня сердце…

Он упал на скамью и продолжал:

— Там лежит мой мертвый сын, а я не могу ничем ему помочь. Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, что через год, через месяц, может быть даже через неделю доктора найдут средство возвращать к жизни и излечивать таких раненых. Но тогда это уже не будет интересовать меня, а сейчас я готов отдать за такое средство все свое состояние и самого себя!.. Я продал бы себя, как собаку, как кусок ситца. И все же я не в силах ничего сделать.

Пастор взял его за руку.

— Готлиб, давно ты не молился?

— Разве я помню? Лет тридцать, а может быть, и сорок.

— Ты помнишь молитвы?

— Я помню… что у меня был сын.

— Сын твой теперь у бога.

Адлер поник головой.

— Какой же кровожадный этот ваш бог!..

— Не богохульствуй! Тебе еще придется встретиться с ним.

— Когда?

— Когда пробьет твой час.

Старик задумался, потом вынул из кармана часы с репетиром, нажал пружину, дождался боя и сказал:

— Мой час уже пробил, а ты, Мартин, поезжай домой. Там ждут тебя жена, дочка, приход. Радуйся, глядя на них, служи свои молебны, пей рейнское вино, а меня оставь в покое… У меня такое чувство, как будто я жду похорон всего мира и прислушиваюсь, скоро ли ударят в большой колокол, от которого у меня лопнет голова. Погибнет

весь мир и я вместе с ним… Поезжай домой, Мартин! Я не нуждаюсь в друге, а тем более в пасторе. Твое испуганное лицо раздражает меня и приводит в уныние. И, наконец, я могу обойтись без няньки; я ведь сам вынянчил моего сына.

— Готлиб, успокойся, помолись!

Адлер вскочил со скамьи.

— Убирайся к черту! — крикнул он.

Затем бросился в глубь сада и через калитку убежал в поле.

Пастор не знал, что делать. Охваченный недобрыми предчувствиями, он вернулся в дом. Он хотел, чтобы кто-нибудь издали последил за Адлером, но слуги боялись своего хозяина.

Тогда пастор вызвал бухгалтера и сказал ему, что хозяин его близок к безумию и убежал в таком состоянии в поле.

— Ну! Ничего, — ответил бухгалтер. — Устанет и вернется успокоенный. Он всегда так делает, когда чем-нибудь сильно огорчен.

Прошло несколько часов, наступил вечер, но Адлер не появлялся.

Никогда еще в мастерских не было такого оживления, как сегодня, с той минуты, когда привезли раненого Фердинанда. Несчастье, случившееся с Гославским, тоже потрясло всю фабрику, напомнив людям о притеснениях, которые они терпели, а суровость хозяина вызвала возмущение; но в случае с молодым Адлером все происходило по-иному.

Известие о внезапной смерти Фердинанда в первую минуту вызвало у рабочих удивление и ужас: словно с ясного неба грянул гром, словно заколебались самые основы фабрики или остановилось солнце. Ни у кого, начиная с главного бухгалтера и кончая последней работницей и ночным сторожем, не укладывалось в голове, что Фердинанд мертв. Он, такой молодой, сильный, веселый, богатый! Он, имевший возможность ничего не делать, не простаивать целыми днями у машины! Он, сын такого могущественного отца, мертв! Погиб еще быстрее, чем бедный рабочий Гославский, погиб, как заяц, от выстрела, чуть ли не мгновенно!

Эти люди — простые, бедные, зависимые, которым Адлер представлялся грозным божеством, более могущественным, чем все земные власти, самым крупным магнатом и человеком неодолимой силы, — эти люди испугались. В первую минуту им казалось, что мелкий шляхтич, скромный волостной судья Запора, убивший Фердинанда, совершил святотатство. Как посмел он стрелять в панича, перед которым даже самые дерзкие рабочие опускали глаза, самые сильные чувствовали себя слабыми? Что же это творится?

Странное дело. Те самые люди, которые каждый день осыпали проклятиями фабриканта и его сына, сейчас осуждали его убийцу. Не один кричал сгоряча, что такого негодяя надо убить, как собаку. Но если бы этот негодяй внезапно встал перед ними — они отступили бы.

После вспышки наступила минута раздумья. Механики и старшие мастера растолковали остальным, что Запора стрелял в Фердинанда не как охотник по дичи, а что Фердинанд сам этого хотел и выстрелил первым. Следовательно, это была борьба. Но зачем Фердинанд ввязался в борьбу, если он не мог убить противника? Почему он промахнулся? Из-за чего эти два человека — вернее, эти две сверхчеловеческие силы — столкнулись между собой?

Кто-то шепнул, что это из-за них, рабочих, Запора убил Фердинанда за то, что тот проматывал деньги, нажитые их кровавым трудом. «В конце концов, — добавляли старики, — бог покарал Адлера. Услышаны наши проклятия».