Том 1. Произведения 1829-1841 годов

Герцен Александр Иванович

Белинский в статье «Русская литература в 1841 году» высоко оценил «Записки одного молодого человека». Первый отрывок он считает исполненным «ума, чувства, оригинальности и остроумия»; «о втором, – пишет Белинский, – можно сказать, что он еще лучше первого» (Белинский. Полн. собр. соч., т. VII, стр. 59. См. также отзыв о «Записках…» в письме к Кетчеру от 3 августа 1841 г. Белинский. Письма, т. II, стр. 258). Герцен сам относился к этому своему произведению с особой теплотой и заинтересованностью, протягивая от него нити к «Былому и думам». В этом плане он говорит о «Записках…» в предисловии 1852 г. к «Былому и думам» («Братьям на Руси»), в предисловии 1860 г. к тому же произведению, в предисловии 1862 г. к III тому лондонского издания «Былого и дум». «Записки…» подготовлялись к печати в условиях жестокого цензурного режима, тем не менее они насыщены политическими намеками. Так, Герцен говорит о своем учителе-французе Бушо, участнике событий

французской революции: «Бушо не любил меня и с скверным мнением обо мне уехал в Мец. Досадно! Когда поеду во Францию, заверну к старику. Чем же мне убедить его?<…> Есть у меня доказательство, – ну, уж это мой секрет, а старик сдастся…» (стр. 265–266). Это намек на ссылку Герцена по политическому делу. «…Во всем, у всех была бездна надежд, упований, верований горячих и сердечных» (стр. 268) говорится в «Записках…» о первой половине 20-х гг., и, конечно, здесь подразумевается декабристский подъем. Когда Герцен говорит о том, что рукописью «Записок…» давали играть «черной quasi-датской собаке» (стр. 280) то речь идет о цензуре. «…Мы откровенно клялись пожертвовать наше существование во благо человечеству…» (стр. 282) – это тема клятвы на Воробьевых горах, которая несколько раз вступает в повествование, всякий раз привнося с собой острые политические ассоциации. В «Записках…» Герцен не мог говорить о воздействиях декабризма, столь важных в его идейном становлении. И все же «Записки…» показывают это становление; с особенной полнотой они характеризуют круг чтения юного Герцена. Имя Рылеева поневоле пропущено, но и Пушкин, и Шиллер, и Плутарх воспитывают будущего борца за свободу. Для заострения политического подтекста Герцен использовал распространенную в 30-х годах литературную форму: автор раздваивается на «рассказчика» и «издателя», нашедшего рукопись (ср. в «Герое нашего времени»). Введение «издателя», нашедшего тетради с вырванными листами, давало Герцену возможность намекать на цензурные пропуски.

Журнальная редакция «Записок…» создавалась в тот важный для Герцена переломный период, когда он преодолевал романтически-идеалистические увлечения юности и решительно переходил к материалистическому мировоззрению. В «Записках…» Герцен подводит итоги юношескому периоду своего развития. Критически пересматривая этот «шиллеровский период», Герцен отдает должное юношеской героике, благородным, свободолюбивым мечтаниям, но в то же время считает его уже пройденным этапом. Эта идейная установка находит свое стилистическое выражение в той светлой лирической иронии, которая так характерна для «Записок…», тогда как в творчестве Герцена начала и середины 30-х годов преобладала романтическая патетика. В части «Записок…», озаглавленной «Патриархальные нравы города Малинова», наряду с иронией развертывается общественное обличение, сатира. Обед у Малиновского «аристократа» – это развернутый эпизод обеда из «Второй встречи» (сохранилось изображение дворецкого, прислуги и проч.), но античиновничья сатира Герцена стала здесь несравненно шире и сильнее. Годы ссылки, непосредственное соприкосновение с крепостнической действительностью углубили революционный протест Герцена. Не следует также забывать, что «Вторая встреча» была написана еще до знакомства Герцена с «Ревизором» (она датирована мартом 1836 г., а «Ревизор» появился в апреле), «малиновские» же главы созданы после того, как произошло это важное событие в писательской жизни Герцена.

Заключительный эпизод «Записок…» является переработкой очерка «Первая встреча» (1836), или – по первоначальному заглавию – «Германский путешественник» (1834). Об отношении Герцена к Гёте и связанной с этим проблематике см. комментарий к «Первой встрече». Перерабатывая «Первую встречу», Герцен заменил «германского путешественника» поляком Трензинским. В творчестве Герцена Трензинский – скептик и «лишний человек», до известной степени предшественник Бельтова; но Трензинский прежде всего практическая натура, сломленная объективной невозможностью деятельности. Знаменательно, что Огарев увидел в скептицизме, иронии, горькой резиньяции Трензинского форму перехода от романтического к реалистическому мировоззрению, о чем писал в 1842 г. Герцену («Русская мысль», 1889, № 11, стр. 6). Одним из основных, исходных положений материалистической философии зрелого Герцена является требование перехода теории в практику, «одействотворение». Это требование намечается уже в раннем творчестве Герцена; в «Первой встрече» его высказывал «германский путешественник». В «Записках…» оно уже передано «нашедшему тетрадь», чьи суждения воспринимаются читателем как авторские суждения. В последних строках «Записок…» автор даст критическую оценку скептицизму Трензинского и осуждает немецкое идеалистическое мышление за отрыв от практической жизни, от конкретной действительности. В 1864 г. в четвертом из «Писем к будущему другу» Герцен, вспоминая работу над «Малиновскими» главами «Записок…», отметил, что он в Трензинском «не думая, не гадая,

сделал портрет Чаадаева». Однако в том же 1864 г. в письме к дочери Герцен разъяснил, что сходство между Трензинским и Чаадаевым не следует понимать буквально, что Трензинский не портрет, но художественное обобщение.

Напечатаны в «Отечественных записках» в последней книжке 1840 и первой 1841. – В лондонском издании 1862 г. это указание помещено после заглавия, в скобках. Герцен ошибся: вторая часть «Записок одного молодого человека» была опубликована не в первой, а в восьмой книжке ОЗ 1841 г.

Твое предложение, друг мой… – Обращение к Н. А. Захарьиной, побуждавшей Герцена писать автобиографию.

…подольется вешняя вода и, смоет с мели мою барку. – Надежды на освобождение из ссылки.

…«из Ахиллеса стал Омиром». – Не совсем точная цитата из басни Крылова «Лев и комар». Омир – Гомер.

«Каждый человек, – говорит Гейне, – есть вселенная…». – Неточный перевод цитаты из «Путевых картин» Гейне (ч. III. Путешествие от Мюнхена до Генуи, гл. XXX).

…тело, крепости которого удивлялся Гамлет…– Подразумевается монолог Гамлета из второй сцены 1-го действия.

«Ihr naht euch wieder, schankende Gestalten…» – начальные строки из «Посвящения» к «Фаусту» Гёте.

…встречусь с ним…– с Огаревым.

«старый дом» – дом И. А. Яковлева в Б. Власьевском пер. в Москве, ныне не существующий. В этом доме Герцен жил с 1824 по 1833 г. Вторую строку приведенной им строфы стихотворения Огарева «Старый дом» Герцен процитировал неправильно, она читается: «Дружба светлая выросла там».

…и с тобою, мой ангел, встречусь я на кладбище… – Имеется в виду памятная для Герцена прогулка с Н. А. Захарьиной по кладбищу близ Ходынского поля. Встреча эта произошла 20 июля 1834 г.; в ночь на 21 июля Герцен был арестован.

…m-me Proveau… она же Лизавета Ивановна – жена француза садовника, бонна Герцена.

…одна богомольная старушка…– М. С. Макашина, проживавшая у тетки Герцена, княгини М. А. Хованской.

…дядюшка – Лев Алексеевич Яковлев.

…с тех пор я выучился по толкам… – Читать по толкам – архаическое выражение, означающее: читать не по складам, а бегло.

…народные сцены времен федерации. – Герцен, очевидно, имеет в виду знаменитый праздник федерации (национальное объединение революционной Франции), состоявшийся 14 июля 1790 г. на Марсовом поле в Париже.

…мусикийское играние – Герцен иронически употребляет название музыки, заимствованное у древних греков.

…10 августа… – 10 августа 1792 г. во Франции была низвергнута королевская власть.

«Les Incas» dе Marmontel. – Инками назывались цари Перу, где происходит действие этого романа Ж.-Ф. Мармонтеля.

Яков Игнатьевич – Бакай, лакей в доме И. А. Яковлева. Стр. 266…томы Лафонтена… – Речь идет о произведениях немецкого писателя Августа Лафонтена.

«Письмовник» Курганова. – Анекдот из «Письмовника» Курганова Герцен приводит неточно.

…во время старорусского бунта. – В 1831 г. вспыхнуло восстание в военных поселениях, расположенных в районе Старой Руссы. Толчком к восстанию послужила холерная эпидемия; солдаты, убежденные в том, что начальство их морит умышленно, убивали врачей.

…готовых за билет час целый толковать… – Учителя, дававшие уроки на дому, получали особые «билеты», по которым им потом выдавалась плата.

…прочитавши в Гейме, изданном Титом Каменецким… – В основу изданного Каменецким учебника географии для детей «Краткое всеобщее землеописание…» было положено руководство профессора И. Гейма. Каменецкий утверждал, что Австралия является группой островов.

…в Шрекке…– Имеется в виду «Всемирная история для детей», составленная В. Шрекком.

…Софья Павловна Фамусова совсем не параллельно развивалась с нашей литературой… – Приведенный Герценом в сокращении текст в «Горе от ума» читается так: Чацкий. <…> Вы помните? вздрогнём, что скрипнет столик, дверь… София. Ребячество! Чацкий. Да-с, а теперь, / В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно,/ Неподражаемо <…> (д. I, явл. 7). – Герцен, невидимому, хотел сказать, что николаевская реакция не способствовала расцвету литературы.