Том 1. Произведения 1926-1937

Введенский Александр Иванович

Куприянов( снимая брюки).

Сейчас и я предстану пред тобой почти что голый как прибой. Я помню раньше в этот миг я чувствовал восторг священный, я видел женщины родник зелёный или синий, но он был красный. Я сходил с ума, я смеялся и гладил зад её атласный, мне было очень хорошо, и я считал что женщина есть дудка, она почти что человек, недосягаемая утка. Ну ладно, пока что торопись.

Наташа( снимая

штаны).

Своё роняя оперенье, я думаю твой нос и зренье теперь наполнены мной, ты ешь мой вид земной. Уже ты предвкушаешь наслажденье стоять на мне как башня два часа, уже мои ты видишь сквозь рубашку волоса и чувствуешь моей волны биенье. Но что-то у меня мутится ум, я полусонная как скука.

Куприянов( снимая нижние штаны).

Я полагаю что сниму их тоже, чтоб на покойника не быть похожим, чтоб ближе были наши кожи. Однако посмотрим в зеркало на наши рожи. Довольно я усат. От страсти чуть-чуть красен. Глаза блестят, я сам дрожу. А ты красива и светла, И грудь твоя как два котла, возможно что мы черти.

Наташа( снимая рубашку).

Смотри-ка, вот я обнажилась до конца и вот что получилось, сплошное продолжение лица, я вся как будто в бане. Вот по бокам видны как свечи мои коричневые плечи, пониже сытных две груди, соски на них сияют впереди, под ними живот пустынный, и вход в меня пушистый и недлинный, и две значительных ноги, меж них не видно нам ни зги. Быть может тёмный от длины ты хочешь посмотреть пейзаж спины. Тут две приятные лопатки как бы солдаты и палатки, а дальше дивное сиденье, его небесное виденье должно бы тебя поразить

И шевелился полумёртвый червь,

кругом ничто не пело,

когда она показывала хитрое тело.

Куприянов( снимая рубашку).

Как скучно всё кругом и как однообразно тошно. Гляди я голым пирогом здесь пред тобой стою роскошно. И поднята могущественно к небу моя четвёртая рука. Хотя бы кто пришёл и посмотрел на нас, а то мы здесь одни да на иконе Спас, интересно знать сколько времени мы раздевались. Пожалуй пол-часа, а? Как ты полагаешь?

Меж тем они вдвоём обнялись,

к постели тихой подошли.

— Ты окончательно мне дорога Наташа, —

ей Куприянов говорит.

Она ложится и вздымает ноги,

и бессловесная свеча горит.

Наташа.

Ну что же Куприянов, я легла, устрой

чтоб наступила мгла, последнее колечко мира, которое ещё не распаялось, есть ты на мне.

А чёрная квартира

над ними издали мгновенно улыбалась.

Ложись скорее Куприянов, Умрём мы скоро.

Куприянов.

Нет, не хочу. ( Уходит).

Наташа.

Ужасно, я одна осталась, любовь ко мне не состоялась, лежу одна, лежу грущу, рукой в окрестности верчу. ( Плачет).

Куприянов( сидя на стуле в одиноком наслаждении).

Я сам себя развлекаю. Ну вот всё кончилось. Одевайся.

Дремлет полумёртвый червь.

Наташа( надевая рубашку).

Я затем тебя снимала, потому что мира мало, потому что мира нет, потому что он выше меня. Я осталась одинокой дурой. со своей безумною фигурой.

Куприянов( надевая рубашку).

Наташа, гляди светает.

Наташа( надевая штаны).

Уйдите я на вас смотреть не хочу, сама себя я щекочу и от этого прихожу в удивительное счастие. Я сама для себя источник. Я люблю другого. Я молча одеваюсь в сон. Из состояния нагого я перейду в огонь одежд.

Куприянов( надевая нижние штаны).

И нету для меня надежд. Мне кажется, что становлюсь я меньше и бездыханнее и злее. От глаз подобных жарких женщин бегут огни по тела моего аллее, я сам не свой.

Зевает полумёртвый червь.

Наташа( надевая юбку).

Какой позор, какое бесстыдство. Я доверилась последнему негодяю. Это хам человеческого рода — и такие тоже будут бессмертными.

Стояла ночь. Была природа.

Зевает полумёртвый червь.

Куприянов( надевая брюки).

О природоведение, о логика, о математика, о искусство, не виноват же я что верил в силу последнего чувства. О как всё темнеет. Мир окончательно давится. Его тошнит от меня, меня тошнит от него. Достоинство спряталось за последние тучи. Я не верил в количество звёзд. Я верил в одну звезду. Оказалось что я одинокий ездок, и мы не были подобны судакам.