Том 1. Романтики. Блистающие облака
Шрифт:
— Эй, пассажиры, смывайтесь в каюту, — зальет!
Берг пошевелился.
— Не надо, — сказала Нелидова. — Посидим еще. Спать все равно не будем.
Шторм гремел и надвигался с востока стеной, закрывая звезды.
— Не смотрите на восток, — посоветовал Берг Нелидовой, — страшно. Смотрите на палубу, на нас, на свои руки, вообще на простые и знакомые вещи, — будет легче. Глотайте воздух, иначе укачаетесь.
Так они сидели тесно и тихо, изредка перекидываясь словами, потом сразу вздрогнули: сквозь рев шторма доносились
— Вот сумасшедший, — прошептал Берг, но сразу стало спокойнее; человек поет: значит, шторм не так страшен, как кажется. Глан пел тонким печальным тенором.
Ветер засвистел в снастях с нарастающей яростью, испуганные звезды скачками понеслись к горизонту. Голос Глана сорвало, унесло в ночь, и пушечным ударом на пароход обрушилась водяная гора. Шторм крепчал.
— Пойдем, смоет. — Батурин встал, качнулся и схватил Нелидову за плечо.
Ветер обрывал пуговицы на пальто, по ногам несло брызги.
В кают-компании мутно светила лампочка. Пароход валился с борта на борт, трещал и хрипел. Чемоданы с шорохом ездили, цепляясь за привинченные стулья, в умывальниках, за стенами кают, плескалась вода. Шторм трубил за наглухо завинченными иллюминаторами с космической силой.
— Ну, попали, — пробормотал Берг. — Разобьет, пожалуй, эту коробку.
— Вы боитесь моря? — спросила вскользь Нелидова.
Она сидела с ногами на красном бархатном диване. Лицо ее было измучено. Серое пальто потемнело от брызг.
— Нет, — резко ответил Берг. — Я бывал и не в таких переделках. Хоть я и еврей, но ни моря, ни воды не боюсь.
Нелидова усмехнулась. Глан дремал, сдувая со щеки назойливую муху, вздрагивал и осоловело поглядывал на тусклые лампочки.
Батурин сидел около Нелидовой. Для устойчивости он оперся локтями о колени, положил голову на ладони и, казалось, глубоко задумался. Он прислушивался к шуму шторма и думал о Вале. Он нащупал в кармане ее записку, вынул и, качаясь, теряя строчки, прочел:
«Раз я любила, но не так, совсем не так, больше дурачилась… Я спасла ему жизнь, после этого он сказал мне, что ненавидит меня, и ушел».
«Может быть, мы погибнем, — думал Батурин, и его пугала не смерть, а лишь то, что перед смертью мокрое платье прилипнет к телу и свяжет движения. — Стоит ли спрашивать, — пожалуй, бесполезно».
Но все же он спросил Берга, глядя на пол каюты:
— Берг, отец той женщины, о которой мы недавно говорили, был профессор?
— Да.
— Что он читал?
— Он был профессор-клиницист, врач.
В каюту вошел капитан. Вода капала с его плаща на
— Четыре часа, — сказал хрипло капитан и закашлялся. — Штормяга крепчает, и барометр падает, — получается паршивая комбинация!
— Выдержим? — спросил Берг.
Капитан не ответил, бросил папиросу в полоскательницу и вышел.
— Берг, — позвал Батурин, — садитесь здесь.
Он показал на диван рядом с собой. Берг сел, привалился на бок. Слова капитана ему не понравились, начиналась тоска.
— Он ничего вам не ответил?
— На такие вопросы моряки не отвечают. — Глан открыл глаза. — Зря вы спросили. Откуда он может знать: слышите, как крушит?
— Берг, — продолжал Батурин, будто пропустил мимо ушей весь этот разговор, — может быть, утром мы будем в Новороссийске. Так? А может быть, к утру нас вообще не будет. Поэтому я и спрашиваю вас, — хотите вы знать, что случилось с той женщиной и с вашим сыном?
Берг подозрительно взглянул на Батурина и хрипло ответил:
— Что вы знаете? Если вы хотите шутить, то это гадость. Я лучше думал о вас, Батурин.
— Какие тут шутки. — Батурин поднял голову и поглядел на Берга спокойно и ласково. — Скажите сами, способны вы шутить на этом разваливающемся корабле?
Берг закурил, руки его тряслись. Он не мог ничего ответить и только помотал головой.
— Не печальтесь, Берг, — сказал Батурин, — ваш сын, ему было два года, сгорел в Ростове во время пожара в госпитале. Женщину зовут Валя. Я могу подробно вам ее описать, но это не нужно. Она была проституткой. Месяц тому назад ее убил в Бердянске китаец.
Берг отвернулся от Батурина, плечи его опустились. Он слабо махнул рукой, будто отмахиваясь от кошмара.
— Берг! — сказал Батурин жестко. — Она любила вас, Берг, до последней минуты.
У Берга вырвался странный писк. Он прислонился к спинке дивана, и было видно, с каким напряжением он сдерживает спазмы.
Батурин хотел сказать, что Валя спасла его тогда, на Неве, когда он сказал ей о ненависти, но Нелидова впилась ногтями в его руку, нагнулась вплотную к лицу и прошептала:
— Не смейте, иначе я буду кричать! Я не знаю, в чем дело, но я брошусь на вас. Что вы делаете? Вы одержимый.
— Нет, — ответил Батурин, — теперь ему будет не страшно умереть. А если мы выживем, он переболеет и выкинет к черту свое оскорбленное еврейство. Я хочу человечности! — почти крикнул он и повернулся всем корпусом к Нелидовой. — Чего вы боитесь! Раны заливают йодом, а не фруктовой водой.
Нелидова вскочила. Ночь, мутные лампочки, бледное и пьяное лицо Батурина, показавшееся ей прекрасным, плеск воды в коридоре, черный ураган, летевший с востока плотной воздушной стеной, — все это могло быть только сном. Захотелось проснуться, впустить в иллюминаторы жаркое неторопливое солнце.