Том 1. Стихотворения 1908-1917

Бедный Демьян

Важнейшей темой произведений Бедного военных лет становится беспримерный героизм русского народа, его патриотические подвиги. Советские патриоты, борцы с фашистскими варварами (стихотворения «Народное мужество», «Родина», «Одесса» и др.), девушки-патриотки, гибнущие, но не сдающиеся врагу, отказывающиеся ехать на фашистскую каторгу («Русские девушки»), героические украинские партизаны («Степан Завгородний») – таковы его новые герои. Поэт воспевает великую дружбу народов Советского Союза, еще теснее сплотившихся перед лицом общей опасности («За нами родина стоит»). Он прославляет и героических тружеников тыла, ковавших победу вдали от фронта.

Окончательно преодолев свои прежние ошибочные взгляды, Демьян Бедный в героических деяниях давно прошедших лет видит теперь залог нынешних побед советского народа. В стихотворении «Помянем, братья, старину» поэт вспоминает поле Куликово, чтобы воодушевить бойцов, сражающихся на Дону с фашистскими ордами; в стихотворении «Над Харьковом взвилось родное наше знамя» – Березину, видевшую паническое бегство Наполеона; о преданиях Чудского озера он рассказывает освободителям Пскова. По-новому осмысляет Бедный и традиции народного творчества, героического русского эпоса. Отказавшись от той ложной концепции, которая легла в основу его «Богатырей», он видит теперь в образах русских богатырей воплощение непобедимости народа, его любви к своей родине. Образ воина-богатыря присутствует теперь в ряде произведений поэта («Богатырская переправа»

и др.). Как бы обобщением взглядов Бедного на историческое прошлое России и ее настоящее является одно из лучших стихотворений поэта – «Русь», написанное им в конце Отечественной войны.

Где слово русских прозвучало, Воспрянул друг, и враг поник. Русь – наших доблестей начало И животворных сил родник. Служа ее опорой твердой В культурной стройке и в бою, Любовью пламенной и гордой Мы любим Родину свою! Она поборница свободы. Ее овеяны теплом, Находят братские народы Защиту под ее крылом.

В каждодневной, неустанной заботе коммунистической партии и правительства о народе Д. Бедный видел залог счастья советских людей. Поэт дожил до радостных минут победы и мечтал посвятить свое творчество задачам послевоенного мирного строительства. Но смерть помешала его планам осуществиться. Д. Бедный скончался 25 мая 1945 г.

Большие заслуги Демьяна Бедного перед революцией отмечались в правительственном сообщений о кончине поэта. В нем говорилось о смерти «талантливого русского поэта-баснописца Демьяна Бедного (Придворова Ефима Алексеевича), боевое слово которого с честью служило делу социалистической революции».

В годы созидательного творческого труда советского народа, воздвигающего светлое здание коммунизма, в годы, когда свободная советская страна возглавляет борьбу народов за мир, боевое слово Демьяна Бедного не потеряло ни своей остроты, ни своей действенности. Оно и сейчас служит Родине, а это – высшая награда для поэта, отдавшего народу все силы своего ума и таланта.

1908

Сынок («Есть у меня сынок-малютка…»)^*

Есть у меня сынок-малютка, Любимец мой и деспот мой. Мелькнет досужая минутка – Я тешусь детской болтовней. Умен малыш мой не по летам, Но – в этом, знать, пошел в отца! – Есть грех: пристрастие к газетам Подметил я у молодца. Не смысля в буквах ни бельмеса, Он, тыча пальчиком в строку, Лепечет: «Лодзь, Москва, Одесса, Валсава, Хальков, Томск, Баку…» И, сделав личико презлое, Нахмурясь, счет ведет опять: «В Москве – цетыле, в Вильне – тлое, В Валсаве – восемь, в Лодзи – пять», И мог из этого понять я, Что здесь – призвания печать, Что по счислению занятья Пора мне с Петею начать. Но, чтобы жизнь придать предмету И рвенья чтоб не притупить, Я ежедневную газету Решил в учебник превратить. Вот за работой по утрам мы. Но вижу: труд не для юнца! Все телеграммы, телеграммы… Все цифры, цифры без конца! Задача Пете непосильна: Всего не вымолвить, не счесть. «Хельсон, Цалицин, Киев, Вильна… Двенадцать, восемь, девять, сесть…» И каждый день нам весть приносит, И каждый день дает отчет! Все Смерть нещадно жатву косит! Все кровь течет!.. Все цровь течет!.. Смеется в цифрах Призрак Красный, Немые знаки говорят! И все растет, растет ужасный Кровавый ряд! Кровавый ряд!.. «Волонез – двое, тли – Целкассы, Сувалки – восемь, пять – Батум…» Зловещих цифр кошмарной массы Не постигает детский ум. И отложил я прочь газету, И прекратил я тяжкий счет. Мал Петя мой. Задачу эту Исполнит он, как подрастет. Душою – чист и мощен – телом, Высок – умом и сердцем – строг, В порыве пламенном и смелом Он затрубит в призывный рог. И грозно грянет клич ответный, Клич боевой со всех сторон! И соберется полк несметный Богатырей таких, как он! Забрызжет юных сил избыток, Ужасен будет их напор! И, развернув кровавый свиток, Синодик жертв и повесть пыток, Бойцы поставят приговор!

Письмо из деревни^*

Когда мне почтальон подаст письмо «с оплатой», Последний грош отдам, но я письмо возьму. Я ждал его, я рад убогому письму: Конверт замасленный, вид выцветшей, измятой Бумаги дорог мне, – он сердцу так знаком! В печальных странствиях, в блужданиях по свету, Я сохранил себя природным мужиком С душой бесхитростной, и детски рад привету Сермяжной братии, посланью из глуши От мужичков единокровных: В густых каракулях, в узоре строк неровных Застыла сердца боль и скорбь родной души. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Здорово, брат! Земной от нас тебе поклон. Составить соопча письмо – твои соседи Сегодня собрались у Коренева Феди, А пишет Агафон. Живем попрежнему, берложные медведи. От нас каких вестей!.. В

столице ноне ты, там ближе до властей, Там больше ведомо, – ты нам черкни что-либо. Спасибо, брат, не забываешь нас! За три рубля твои спасибо. Здесь пригодилися они в тяжелый час: Тому назад не будет, чай, недели – Нуждались в деньгах мы для похорон: Лишился деда ты, скончался дед Софрон. Давно уж дед хирел, и вот – не доглядели: В минувший четверток, не знамо как, с постели Сам поднялся старик полуночной порой И выбрался во двор, да на земле сырой Так, без напутствия, и умер под сараем. Покой душе его!.. Пусть старички уж мрут! И нам-то, молодым, охти как ноне крут Да горек жребий стал!.. До сроку помираем… В чем держится душа!.. Разорены вконец. Не зрим ни прибыли, ни толку. К примеру – твой отец: Последнюю намедни продал телку! За годы прежние с нас подати дерут, Уводят тощий скот, последнее берут. Выдь на голодный двор – и вой подобно волку! Ни хлеба нет, ни дров; А холод лют, зима сурова… Чай, не забыл ты Прова? Под праздник угорел со всей семьею Пров: Бедняк берег тепло, закрыть спешил печурку… Вся ночь прошла, лишь днем, уже почти в обед, Тревогу поднял Фрол-сосед, Да поздно… Кое-как спасли одну дочурку… Что было слез – не говори! Больших два гроба, малых три… Ревели всей деревней. К Арине тож пришла беда, к старухе древней: В губернии, в тюрьме повешен внук. Душевный парень был, охочий до наук, – Книжонку сам прочтет, нам после растолкует. В понятье нас привел. Бывало, все тоскует О доле нашей…» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . – Эх! нет больше сил читать!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1909

«Не примирился – нет!..»^*

Не примирился – нет! – я с гнусной рабской долей, Все так же пламенно я грежу вольной волей, Все с той же яростью позорный гнет кляну, Но – голос мой ослаб, но – песнь моя в плену, Но – грудь истерзана, и сердцу нет отрады, Но из усталых рук исторгнут грозный бич! Ликует злобный враг. Кровавой жатве рады, Клубятся в черной мгле, шипя победно, гады. Бой кончен. Нет бойцов. Призыва гневный клич Напрасен: из живых никто не отзовется, А мертвые из гроба не встают… И я молчу. Молчу. Запел бы – не поется! Заплакал бы – но слезы не текут.

1910

Праздник^*

Вся деревня всполошилась: Жалко дедушку Макара. Вот, поди ж, как гром, свалилась На беднягу божья кара. Сколько дней у ветхой хатки Дед торчал, хоть ныли кости, – Ждал, все ждал к себе на святки Из столицы сына в гости. Втайне батя для Емели Хлопотал уж о невесте. Вдруг о сыне прилетели В час недобрый злые вести: Что не первую неделю Парень мается в неволе, – Упекли под суд Емелю За участие в «крамоле»; А у судей в чёрном деле Совесть – ой! – наматорела… Не уйти никак Емеле От расстрела.

* * *

Вся деревня всполошилась: «Жалко парня!» – «Жаль Макара!» «Знаем, чай, за что свалилась На Емелю злая кара!» «Кто иной о нашем брате Так скорбел, стоял повсюду?.. Чай, мы плачем не о тате!.. Чай, жалеем не Иуду!..» «Братцы, что ж? Душе-то милой Как-нибудь мы порадеем!..» Шлют крестьяне за Вавилой, Деревенским грамотеем. Есть бумага, есть чернила, Раздобыты где-то марки. Настрочил за час Вавила Просьбу в Питер от Макарки; В тот же день без проволочки Сам на почту свез прошенье.

* * *

…Дни бегут, за днями – ночки, Нет из Питера решенья. Сочиняя небылицы, Долго ждали все ответа. Ровно в праздник из столицы Получилась эстафета. Заглянул в нее Вавила Да как бы с ума рехнулся. «С нами, – крикнул, – божья сила!» Побледнел и пошатнулся. Дед Макар стоит – крепится, Держит слезы через силу. Православный люд толпится, Наседает на Вавилу: «Что ты вычитал, верзила? Говори скорей, не мешкай!» И очнувшийся Вавила Отвечал с кривой усмешкой: «Милость, стало быть, господня! Значит, с праздничком, Макарка!.. Вон какого ты сегодня Удостоился подарка. Без вина, брат, станешь хмелен, Вестью доброю утешен: Емельян-от… не расстрелян… А… повешен!..»