Том 1. Стихотворения. Рассказы

Бунин Иван Алексеевич

<1903>

Запустение

Домой я шел по скату вдоль Оки, По перелескам, берегам нагорным, Любуясь сталью вьющейся реки И горизонтом низким и просторным. Выл теплый, тихий, серенький денек, Среди берез желтел осинник редкий, И даль лугов за их прозрачной сеткой Синела чуть заметно — как намек. Уже давно в лесу замолкли птицы, Свистели и шуршали лишь синицы. Я уставал, кругом все лес пестрел, Но вот на перевале, за лощиной, Фруктовый сад листвою закраснел, И глянул флигель серою руиной. Глеб отворил мне двери на балкон, Поговорил со мною в позе чинной, Принес мне самовар — и по гостиной Полился нежный и печальный стон. Я в кресло сел, к окну, и, отдыхая, Следил, как замолкал он, потухая. В тиши звенел он чистым серебром, А я глядел на клены у балкона, На вишенник, красневший под бугром… Вдали синели тучки небосклона И умирал спокойный серый день, Меж тем как в доме, тихом, как могила, Неслышно

одиночество бродило И реяла задумчивая тень. Пел самовар, а комната беззвучно Мне говорила: «Пусто, брат, и скучно!» В соломе, возле печки, на полу, Лежала груда яблок; паутины Под образом качалися в углу, А у стены темнели клавесины. Я тронул их — и горестно в тиши Раздался звук. Дрожащий, романтичный, Он жалок был, но я душой привычной В нем уловил напев родной души: На этот лад, исполненный печали, Когда-то наши бабушки певали. Чтоб мрак спугнуть, я две свечи зажег, И весело огни их заблестели, И побежали тени в потолок, А стекла окон сразу посинели… Но отчего мой домик при огне Стал и бедней и меньше? О, я знаю — Он слишком стар… Пора родному краю Сменить хозяев в нашей стороне. Нам жутко здесь. Мы все в тоске, в тревоге… Пора свести последние итоги. Печален долгий вечер в октябре! Любил я осень позднюю в России. Любил лесок багряный на горе, Простор полей и сумерки глухие, Любил стальную, серую Оку, Когда она, теряясь лентой длинной В дали лугов, широкой и пустынной, Мне навевала русскую тоску… Но дни идут, наскучило ненастье — И сердце жаждет блеска дня и счастья. Томит меня немая тишина. Томит гнезда немого запустенье. Я вырос здесь. Но смотрит из окна Заглохший сад. Над домом реет тленье, И скупо в нем мерцает огонек. Уж свечи нагорели и темнеют, И комнаты в молчанье цепенеют, А ночь долга, и новый день далек. Часы стучат, и старый дом беззвучно Мне говорит: «Да, без хозяев скучно! Мне на покой давно, давно пора… Поля, леса — все глохнет без заботы… Я жду веселых звуков топора, Жду разрушенья дерзостной работы, Могучих рук и смелых голосов! Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе, Вновь расцвела из праха на могиле, Я изнемог, и мертвый стук часов В молчании осенней долгой ночи Мне самому внимать нет больше мочи!»

1903

Одиночество (И ветер, и дождик, и мгла…)

И ветер, и дождик, и мгла  Над холодной пустыней воды. Здесь жизнь до весны умерла,  До весны опустели сады. Я на даче один. Мне темно За мольбертом, и дует в окно. Вчера ты была у меня,  Но тебе уж тоскливо со мной. Под вечер ненастного дня  Ты мне стала казаться женой… Что ж, прощай! Как-нибудь до весны Проживу и один — без жены… Сегодня идут без конца  Те же тучи — гряда за грядой. Твой след под дождем у крыльца  Расплылся, налился водой. И мне больно глядеть одному В предвечернюю серую тьму. Мне крикнуть хотелось вослед:  «Воротись, я сроднился с тобой!» Но для женщины прошлого нет:  Разлюбила — и стал ей чужой. Что ж! Камин затоплю, буду пить… Хорошо бы собаку купить.

<1903>

Сумерки (Как дым, седая мгла мороза…)

Как дым, седая мгла мороза Застыла в сумраке ночном. Как привидение, береза Стоит, серея, за окном. Таинственно в углах стемнело, Чуть светит печь, и чья-то тень Над всем простерлася несмело, — Грусть, провожающая день, Грусть, разлитая на закате В полупомеркнувшей золе, И в тонком теплом аромате Сгоревших дров, и в полумгле, И в тишине, — такой угрюмой, Как будто бледный призрак дня С какою-то глубокой думой Глядит сквозь сумрак на меня.

1903

Полярная звезда

Свой дикий чум среди снегов и льда Воздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода. И бледная Полярная Звезда Горит недвижно в бездне небосвода. Вглядись в туманный призрак. Это Смерть. Она сидит близ чума, устремила Незрячий взор в полуночную твердь — И навсегда Звезда над ней застыла.

1904

Развалины

Над синим портом — серые руины Остатки древней греческой тюрьмы На юг — морские зыбкие равнины,  На север — голые холмы. В проломах стен — корявые оливы И дереза, сопутница руин, А под стенами — красные обрывы  И волн густой аквамарин. Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях; Н весело тревожить сон темниц, Перекликаться с эхом в подземельях  И видеть небо из бойниц! Давно октябрь, но не уходит лето: Уж на холмах желтеет шелк травы, Но воздух чист — и сколько в небе света,  А в море нежной синевы! И тихи, тихи старые руины. И целый день, под мерный шум валов, Слежу я в море парус бригантины,  А в небесах — круги орлов. И

усыпляет моря шум атласный. И кажется, что в мире жизни нет: Есть только блеск, лазурь и воздух ясный,  Простор, молчание и свет.

1903–1904

Сапсан

В полях, далеко от усадьбы, Зимует просяной омет. Там табунятся волчьи свадьбы, Там клочья шерсти и помет. Воловьи ребра у дороги Торчат в снегу — и спал на них Сапсан, стервятник космоногий, Готовый взвиться каждый миг. Я застрелил его. А это Грозит бедой. И вот ко мне Стал гость ходить. Он до рассвета Вкруг дома бродит при луне. Я не видал его. Я слышал Лишь хруст шагов. Но спать невмочь. На третью ночь я в поле вышел… О, как была печальна ночь! Когтистый след в снегу глубоком В глухие степи вел с гумна. На небе мглистом и высоком Плыла холодная луна. За валом, над привадой в яме, Серб маячила ветла. Даль над пустынными нолями Была таинственно светла. Облитый этим странным светом, Подавлен мертвой тишиной, Я стал — и бледным силуэтом Упала тень моя за мной. По небесам, в туманной мути, Сияя, лунный лик нырял И серебристым блеском ртути Слюду по насту озарял. Кто был он, этот полуночный Незримый гость? Откуда он Ко мне приходит в час урочный Через сугробы на балкон? Иль он узнал, что я тоскую, Что я один? что в дом ко мне Лишь снег да небо в ночь немую Глядят из сада при луне? Быть может, он сегодня слышал, Как я, покинув кабинет, По темной зале в спальню вышел, Где в сумраке мерцал паркет, Где в окнах небеса синели, А в этой сини четко встал Черно-зеленый конус ели И острый Сириус блистал? Теперь луна была в зените, На небе плыл густой туман… Я ждал его, — я шел к раките По насту снеговых полян, И если б враг мой от привады Внезапно прянул на сугроб, — Я б из винтовки без пощады Пробил его широкий лоб. Но он не шел. Луна скрывалась, Луна сияла сквозь туман, Бежала мгла… И мне казалось, Что на снегу сидит Сапсан. Морозный иней, как алмазы, Сверкал на нем, а он дремал, Седой, зобастый, круглоглазый, И в крылья голову вжимал. И был он страшен, непонятен, Таинственен, как этот бег Туманной мглы и светлых пятен, Порою озарявших снег, — Как воплотившаяся сила Той Воли, что в полночный час Нас страхом всех соединила — И сделала врагами нас.

9.1.05

Русская весна

Скучно в лощинах березам, Туманная муть на полях, Конским размокшим навозом В тумане чернеется шлях. В сонной степной деревушке Пахучие хлебы пекут. Медленно две побирушки По деревушке бредут. Там, среди улицы, лужи, Зола и весенняя грязь, В избах угар, а снаружи Завалинки тлеют, дымясь. Жмурясь, сидит у амбара Овчарка на ржавой цепи. В избах — темно от угара. Туманно и тихо — в степи. Только петух беззаботно Весну воспевает весь день. В поле тепло и дремотно, А в сердце счастливая лень.

10.1.05

Старик сидел, покорно и уныло…

Старик сидел, покорно и уныло Поднявши брови, в кресле у окна. На столике, где чашка чаю стыла, Сигара нагоревшая струила Полоски голубого волокна. Был зимний день, и на лицо худое, Сквозь этот легкий и душистый дым, Смотрело солнце вечно молодое, Но уж его сиянье золотое На запад шло по комнатам пустым. Часы в углу своею четкой мерой Отмеривали время… На закат Смотрел старик с беспомощною верой… Рос на сигаре пепел серый, Струился сладкий аромат.

23. VII.05

В гостиную, сквозь сад и пыльные гардины…

В гостиную, сквозь сад и пыльные гардины, Струится из окна веселый летний свет, Хрустальным золотом ложась на клавесины, На ветхие ковры и выцветший паркет. Вкруг дома глушь и дичь. Там клены и осины, Приюты горлинок, шиповник, бересклет… А в доме рухлядь, тлен: повсюду паутины, Все двери заперты… И так уж много лет. В глубокой тишине, таинственно сверкая, Как мелкий перламутр, беззвучно моль плывет. По стеклам радужным, как бархатка сухая, Тревожно бабочка лиловая снует. Но фортки нет в окне, и рама в нем — глухая. Тут даже моль недолго наживет!

29. VII.05

Осень. Чащи леса…

Осень. Чащи леса.  Мох сухих болот. Озеро белесо.  Бледен небосвод. Отцвели кувшинки,  И шафран отцвел. Выбиты тропинки,  Лес и пуст и гол. Только ты красива,  Хоть давно суха, В кочках у залива  Старая ольха. Женственно глядишься  В воду в полусне — И засеребришься  Прежде всех к весне.