Том 1. Стихотворения
Шрифт:
Проза Бокова?
Вот уж нет! Такого не бывает.
Правда, он порой пишет не в рифму, даже статьи пишет, но думаю, что прозы у Бокова быть но может. Возьмите любой рассказ из его — я назвала бы ее поэмой — книги «Над рекой Истермой": любой рассказ — живое стихотворение, до краев боковское. Возьмите любую статью — тоже чисто поэтическое явление, та же неоглядная смелость мысли, яркость и резкость чувств, что в стихотворениях.
А названия его книг!
«Яр-хмель».
«Ветер в ладонях».
«Заструги».
Особенно люблю название «Весна Викторовна».
Так! так! баловницу атакую, Виктор Федорович, правильно! Кто же она вам, как не родная дочь?! Не ее ли первый дождь так сильно озвучен вашими
Не с нею ли у вас интимнейшие отношения установлены:
Была береза ранена Осколком в левый бок, Но так же в утро равнее В ней бродит вешний сок. Стоит, на солнце греется, Белым-бела, как снег. На лучшее надеется, Совсем, как человек.Легко представляю себе умного и зоркого критика, который найдет истоки поэзии Виктора Бокова в частушке, былине, народной песне, протянет ниточку к Кольцову, Никитину, Некрасову, Есенину, Клюеву. Если критик к тому же еще и глубок, он увидит у Бокова традиции Пушкина и Тютчева и, обнаружив все это, застынет перед такими строчками.
Мы с тобой два белых горностая, Мех у нас один, в одну красу. И квартира наша городская Не в Москве — в большом глухом лесу… Мы не пассажиры, не на полке, Нас уносят вдаль не поезда, Мы на высоченной старой ёлке, А она не едет никуда!Это уже чистый Боков — с его юморком, озорством, неоглядной смелостью сравнений и метафор, с его собственным миром, очень злободневным, живо откликающимся на реалии жизни. Боков — сам дающий традицию поколению — сумей только взять.
Любовная лирика Виктора Бокова — предмет особого разговора. В наше время, когда женщина сама активно заговорила стихами, лирическое начало в мужской поэзии как-то поугасло. Особенно это касается послевоенного поколения. Любовная лирика стала делом второстепенным, ей отводится, как правило, несколько страниц в конце того или иного поэтического сборника, да и то за светлым образом героя не видно лирической героини.
Боков может назвать сборник «Алевтина» — и целиком посвятить его любовной, лирической теме. Как всегда, здесь он смел неоглядно.
Встречались мне ханжи, шокированные боковскими стихами о любви.
Но вот сами стихи:
Гори, разгорайся, Грозою грози мне, любовь! Напитки и пытки, Любовное зелье готовь! Я выпью! Мне мил твой Спасительный, сладостный яд. Пожары, пожары кругом… Это дни нашей жизни горят. Пылают озера. ВодаВликодушие, благородство — исконные черты русского характера — отчетливо видны в лирике, обращенной к женщине:
Я вас любил так искренне, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим —говорит Пушкин.
… с тобой настоящее горе Я разумно и кротко сношу И вперед — в это темное море — Без обычного страха гляжу,—говорит Некрасов.
Ах, метель такая, просто черт возьми, Забивают крышу белыми гвоздьми. Только мне не страшно, и в моей судьбе Непутевым сердцем я прибит к тебе —говорит Есенин.
Я тобой владеть не буду Ни по лету, ни к зиме, Только б ты была повсюду, Только б пела на корме —говорит Боков.
Не сравнивая никого ни с кем. ибо сравнения поэтов — дело глупое и ненужное, хочу заметить, что традиция лирического благородства у Виктора Бокова исключительно выдержанна. Его любовь к женщине, к героине естественно и традиционно перерастает в любовь к земле, к матери, к сестре, к незнакомой крестьянке. Этот переход органичен и, как правило, незаметен:
Я видел Россию. Она подымалась Туманом над речкой И светлой росой. Шла женщина русская И улыбалась. За женщиной следовал Мальчик босой…Все, к чему прикасается Боков, становится предметом поэзии, словно оживает под его взглядом. Однажды я сказала ему:
— Ненавижу слово «телефон». Не могу его впустить в стихи. Для меня это плохое слово.
— А для меня плохих слов нет, — улыбнулся Боков и утром следующего дня позвонил, прочитал:
Мне твой голос, как спасение, Пробуждение от сна. Я хожу, как ночь осенняя, Твой звонок и я — весна!— Так у вас нет слова «телефон», — возразила я.
— Правда, нет… Но о нем речь. Ты меня вчера задела, сказав, что плохое слово.
— Эти стихи мне посвящены?
Он засмеялся:
— Считай, что так. Хотя нет, конечно… Тебе другие.
А какое у Бокова богатство формы! Какие ритмы! Образы! Скажет — «слова молодильные знаю» — и сердце зайдется. Скажет — «и свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам, и я, как царевич, иду в сапогах» — вмиг предстает удивительная картина чуть ли не языческого русского торжества. Рифма Бокова предмет особого большого и серьезного разговора. Тут его смелость опять не знает границ, и думаю, он не замыкается в традиционном окончании строк. Боков рифмует не строки, а звуки: