Том 1. Стихотворения

Бунин Иван Алексеевич

<1906–1907>

Бог ^*

Дул с моря бриз, и месяц чистым рогом Стоял за длинной улицей села. От хаты тень лежала за порогом, А хата бледно-белою была. Дул южный бриз, и ночь была тепла. На отмелях, на берегу отлогом, Волна, шумя, вела беседу с богом, Не поднимая сонного чела. И месяц наклонялся к балке темной, Грустя, светил на скалы, на погост. А бог был ясен, радостен и прост: Он в ветре был, в моей душе бездомной — И содрогался синим

блеском звезд В лазури неба, чистой и огромной.

7. VI.08

Саваоф ^*

Я помню сумрак каменных аркад, В средине свет — и красный блеск атласа В сквозном узоре старых царских врат, На золотой стене иконостаса. Я помню купол грубо-голубой: Там Саваоф, с простертыми руками, Над скудною и темною толпой, Царил меж звезд, повитых облаками. Был вечер, март, сияла синева Из узких окон, в куполе пробитых, Мертво звучали древние слова. Весенний отблеск был на скользких плитах — И грозная седая голова Текла меж звезд, туманами повитых.

28. VII.08

Гальциона ^*

Когда в волне мелькнул он мертвым ликом, К нему на сердце кинулась она — И высоко, с двойным звенящим криком, Двух белых чаек вынесла волна. Когда зимой, на этом взморье диком, Крутая зыбь мутна и солона, Они скользят в ее пучину с криком — И высоко выносит их волна. Но есть семь дней: смолкает Гальциона, И для нее щадит пловцов Эол. Как серебро, светло морское лоно, Чернеет степь, на солнце дремлет вол… Семь мирных дней проводит Гальциона В камнях, в гнезде. И внуков ждет Эол.

28. VII.08

В архипелаге ^*

Осенний день в лиловой крупной зыби Блистал, как медь. Эол и Посейдон Вели в снастях певучий долгий стон, И наш корабль нырял подобно рыбе. Вдали был мыс. Высоко на изгибе, Сквозя, вставал неровный ряд колонн. Но песня рей меня клонила в сон — Корабль нырял в лиловой крупной зыби. Не все ль равно, что это старый храм, Что на мысу — забытый портик Феба! Запомнил я лишь ряд колонн да небо. Дым облаков курился по горам, Пустынный мыс был схож с ковригой хлеба. Я жил во сне. Богов творил я сам.

12. VIII.08

Бог полдня ^*

Я черных коз пасла с меньшой сестрой Меж красных скал, колючих трав и глины. Залив был синь. И камни, грея спины, На жарком солнце спали под горой. Я прилегла в сухую тень маслины С корявой серебристою корой — И он сошел, как мух звенящий рой, Как свет сквозной горячей паутины. Он озарил мне ноги. Обнажил Их до колен. На серебре рубашки Горел огнем. И навзничь положил. Его объятья сладостны и тяжки. Он мне сосцы загаром окружил И научил варить настой ромашки.

12. VIII.08

Горный лес ^*

Вечерний час. В долину тень

сползла. Сосною пахнет. Чисто и глубоко Над лесом небо. Млечный змей потока Шуршит слышней вдоль белого русла. Слышней звенит далекий плач козла. Острей стрекочет легкая сорока. Гора, весь день глядевшая с востока, Свой алый пик высоко унесла. На ней молились Волчьему Зевесу. Не раз, не раз с вершины этих скал И дым вставал, и пели гимны лесу, И медный нож в руках жреца сверкал. Я тихо поднял древнюю завесу. Я в храм отцов забытый путь искал.

14. VIII.08

Иерихон ^*

Скользят, текут огни зеленых мух. Над Мертвым морем знойно и туманно От блеска звезд. Песок вдали — как манна. И смутный гул, дрожа, колдует слух. То ропот жаб. Он длится неустанно, Зовет, томит… Но час полночный глух. Внимает им, быть может, только Дух Среди камней в пустыне Иоанна. Там, между звезд, чернеет острый пик Горы Поста. Чуть теплится лампадка. Внизу истома. Приторно и сладко Мимозы пахнут. Сахарный тростник Горит от мух… И дремлет Лихорадка, Под жабий бред откинув бледный лик.

14. VIII.08

Караван ^*

Звон на верблюдах, ровный, полусонный, Звон бубенцов подобен роднику: Течет, течет струею отдаленной, Баюкая дорожную тоску. Давно затих базар неугомонный. Луна меж пальм сияет по песку. Под этот звон, глухой и однотонный, Вожак прилег на жесткую луку. Вот потянуло ветром, и свежее Вздохнула ночь… Как сладко спать в седле, Склонясь лицом к верблюжьей теплой шее! Луна зашла. Поет петух в Рамлэ. И млечной синью горы Иудеи Свой зыбкий кряж означили во мгле.

15. VIII.08

Долина Иосафата ^*

Отрада смерти страждущим дана. Вы побелели, странники, от пыли, Среди врагов, в чужих краях вы были. Но вот вам отдых, мир и тишина. Гора полдневным солнцем сожжена, Русло Кедрона ветры иссушили. Но в прах отцов вы посохи сложили, Вас обрела родимая страна. В ней спят цари, пророки и левиты. В блаженные обители ея Всех, что в чужбине не были убиты, Сбирает милосердый Судия. По жестким склонам каменные плиты Стоят раскрытой Книгой Бытия.

20. VIII.08

Бедуин ^*

За Мертвым морем — пепельные грани Чуть видных гор. Полдневный час, обед. Он выкупал кобылу в Иордане И сел курить. Песок как медь нагрет. За Мертвым морем, в солнечном тумане, Течет мираж. В долине — зной и свет, Воркует дикий голубь. На герани, На олеандрах — вешний алый цвет. И он дремотно ноет, воспевая Зной, олеандр, герань и тамариск. Сидит как ястреб. Пегая абая Сползает с плеч… Поэт, разбойник, гикс. Вон закурил — и рад, что с тонким дымом Сравнит в стихах вершины за Сиддимом.